Кровосмесительство несло в себе угрозу прочности семьи тем, что привносило сексуальную напряженность в связи и контакты, которые по определению не являлись сексуальными. Оно ставило под угрозу социальную стабильность, затуманивая отношения, которые должны были бы оставаться предельно ясными. Неодобрение со стороны общества таких явлений совершенно очевидно, свидетельством чему являются длительные сроки епитимий, предписанные за сексуальные отношения между родственниками. Епитимийные сроки за кровосмесительство сопоставимы по длительности с продолжительностью покаяний за убийство, а также за прелюбодеяние, совершенное с замужней женщиной, равно как за некоторые проявления мужской гомосексуальности " иначе говоря, за такие проступки, которые считались особо разрупштельными для института семьи и общественного порядка.
Славянское церковное право широко очерчивало категории лиц, считавшихся родственниками: в их число входили лица, связанные родством по рождению, вследствие брака (включая дальнее свойство) и путем усыновления (удочерения) через церковный обряд или ритуальный народный обычай1. Подлежали наказанию любые сексуальные отношения среди родни независимо от того, были ли они откровенно внебрачными или фиксировались посредством нецерковного брака. Более того, церковное право полагало разрушительными любые кровосмесительные контакты даже при отсутствии коитуса и осуждало их, хотя и менее строго, чем полноценные сношения. Русские церковные уставы запрещали кровным родственникам или духовно породненным лицам даже держаться за руки или плясать, если такие пляски могли довести до оргиастического исступления2.
Славяне питали отвращение к кровосмесительству задолго до появления у них христианства. Славянские авторы осуждали " часто несправедливо " всякого рода чужаков за якобы существующие у них кровосмесительные обычаи. При этом, похоже, под кровосмесительством понимались сексуальные отношения между членами семьи, живущей как единое целое. Сюда включалась и родня по браку, однако исключались более дальние родственники, живущие отдельным хозяйством, особенно по женской линии. Таким образом, славянские понятия о родстве не вполне совпадали с нормами, диктовавшимися церковным правом.
Определение понятия родства
Православное церковное право признает четыре вида родства: по крови, посредством брака, вследствие усыновления (удочерения) и в силу духовной связи. Славянские иерархи исключали для всех четырех случаев возможность брака или внебрачного сожительства. Византийскими источниками " номоканоном, синтагмой и гражданскими кодексами " предлагалось широкое разнообразие правил, по которым определялось родство и свойство. Например, византийские церковные каноны запрещали браки между братьями и сестрами даже из дальних колен, а также браки между представителями семей, находящихся в свойстве, в то время как гражданское законодательство считало кровосмесительными лишь узкий круг отношений: между родителями и детьми, приемными родителями и приемными детьми, единокровными братьями и сестрами, дядьями и племянницами, тетками и племянниками, свояками и свояченицами, а также двоюродными братьями и сестрами3. Принятые законы, определявшие понятие родства, приблизительно соответствовали господствующей внутрисемейной структуре. Сексуальные сношения (и, соответственно, браки) запрещались как раз тем, кто уже имел связь и в той или иной степени уже являлся членом общинной семьи.
У южных славян основной социальной единицей являлась широкоохватная общинная семья ("задруга?)4. В "задругу" обычно входили глава семьи и его жена (руководившая по хозяйству всеми прочими женщинами), их сыновья, их жены и их дети, а иногда даже внуки этих детей. Таким образом, совместно могло проживать до четырех поколений, при этом под одной крышей находились люди, состоящие в столь отдаленном родстве, как троюродные и четвероюродные братья и сестры. Славянская "задруга" формировалась почти исключительно по отцовской линии и располагалась по месту жительства отца. Родство по нисходящей прослеживалось через отца, и наследование земли происходило напрямую по мужской линии. Сыновья приводили венчанных жен в отцовский дом, а дочери, выходя замуж, переезжали в другие семьи.
Если семья становилась чересчур многочисленной и совместное проживание оказывалось неудобным или если возникал спор относительно долевого распределения имущества, "задруга" распадалась на нуклеарные семьи. Со временем в результате браков и последующего рождения детей каждая из нуклеарных семей превращалась вновь в общинную " в "задругу". Как правило, "задруга" распадалась после смерти главы семьи. Однако известны и такие случаи, когда во главе общинной семьи становилась вдова или когда после отцовской смерти братья все равно продолжали жить вместе. В смутные времена или в периоды высокого налогообложения (а подати взимались "со двора?) большинство общинных семей предпочитало оставаться вместе; в иные времена нуклеарные семьи становились скорее правилом, чем исключением5. Славянская терминология, связанная со степенями родства, не имеет различия в отношении общинных или нуклеарных семей, ибо и те и другие воспринимались как воплощение единого основополагающего принципа.
Таким образом, церковноправовой запрет на брак четвероюродных братьев и сестер совпадал с южнославянской концепцией единой семьи. Четыре поколения родственников по мужской линии жили под одной крышей; и браки в пределах одного двора подпадали под почти что всеобщее табу на кровосмесительство. Родственники же по женской линии, если только они не являлись непосредственной родней матери, вполне могли восприниматься как чужие люди. И потому в южнославянских "требницах" поднимались вопросы, могут ли родниться между собой "братучади", буквально "братья-дети", т. е. племянники, но весьма редко предметом подобных вопросов становились "сес-тричичи" (буквально "сестры-дети"), т. е. г?лемянниць". С другой же стороны, традиции православного церковного права требовали, чтобы степени родства учитывались и по мужской, и по женской линии в равной мере.
Перемены в русской версии церковного права применительно к кровосмесительству совпали с переменами в структуре семьи. На Руси двенадцатого " пятнадцатого веков протославян-ская "задруга" как система совместного проживания вышла из употребления, хотя землевладение продолжало оставаться общинным. Двор обычно являлся местожительством нуклеарной семьи, иногда дополняемой одним из престарелых родителей или молодой женой. Составы крестьянских семей, согласно завещаниям того времени, и данные археологических раскопок аристократических поселений и домов совокупно указывают на тот факт, что господствующей семейной структурой того времени была нуклеарная семья6. Нормы Устава князя Ярослава, трактующие кровосмесительство, подтверждают именно такую организацию семьи. Там предусматривался штраф за связь между родителями и детьми или супругами детей, между братьями и сестрами, а также между свояками и свояченицами. Более дальние родственники конкретно не указаны, но внесены в некую неопределенную категорию "браков внутри рода?7. Такого рода классификация говорит о запретности браков, если точно известно существование тех или иных родственных отношений между потенциальными супругами, однако конкретный характер этих отношений особой роли не играл.
К концу пятнадцатого века появляются более детализированные правила по поводу кровосмесительства. Были запрещены браки между родственниками ближе пятого колена. Если неведомо для себя в брачный союз вступали четвероюродные родственники, то такой брак с большой неохотой разрешали сохранить в силе8. Частично эти перемены объясняются притоком на Русь южнославянских священнослужителей, спасавшихся от турецкого вторжения на Балканы и принесших с собою церковные законоположения и воззрения своей земли. И все же сам по себе факт наличия альтернативного свода правил по кровосмесительству еще не объясняет, отчего он был введен в действие. Появление на Руси к концу пятнадцатого века расширенного понимания семьи заставило детально конкретизировать нормы, связанные с кровосмесительством. Земельные кадастры, особенно новгородские, показывают, что крестьяне переходили к совокупному проживанию всех поколений в пределах единого двора, создавая нечто подобное южнославянской "задруге". А система местничества, при которой социальный ранг элиты общества зависел от числа поколений по рождению и отдельно по службе, заставляла тщательно учитывать все степени родства, особенно по мужской линии.
"Степени" родства соответствовали числу так называемых ?рождений" между потенциальными женихом и невестой. Между отцом и дочерью (или матерью и сыном) существовало одно ?рождение", то есть ?рождение" ребенка; поэтому они были родственниками "первой степени". Между дедом и внучкой были два ?рождения", а именно внучки и ее родителя. Между братом и сестрой тоже были два ?рождения", что делало их родственниками второй степени. Дети двоих братьев (двоюродные родственники, по нашему счету) являлись родственниками ?четвертой степени", внуки двух братьев (троюродные родственники) приходились друг другу родственниками ?шестой степени", а правнуки (четвероюродные родственники) ? "восьмой степени". Дядя и племянница роднились в третьей степени, поскольку их отделяли друг от друга три ?рождения", а именно: дяди, племянницы и родителя племянницы, то есть отпрыска дяди9. По мнению большинства церковных авторов, брак исключался вплоть до восьмой степени родства10, хотя кое-кто полагал допустимым брак между родственниками седьмой степени, заключенный по неведению, но при этом и полагалась епитимья11. Родство по мужской и женской линиям трактовалось одинаково.
Система была достаточно точной, исходя из нужд клира, но не соответствовала общепринятой терминологии родства: По этой причине многие требники предлагали в качестве замены более понятные бытовые наименования, особенно в разделах, где трактовались вопросы покаяния по поводу кровосмесительства. Чтобы просветить священника, обязанного осуществлять практическое применение предписанных правил, в богослужебные книги часто вводилось объяснение степеней родства через обычные понятия от первого лица. В книгах семнадцатого века иногда встречаются схемы родства. Столь назойливое внимание к данному вопросу позволяет предположить, что у славян кровосмесительство считалось вещью весьма серьезной, но конкретизация данного вопроса церковным правом воспринималась как нечто туманное.
Однако неведение относительно существования родства не понималось как основание для освобождения впавшей в грех пары от ответственности. Такой брак продолжал оскорблять Господа и ставил под угрозу благополучие общины. В целях предотвращения кровосмесительных союзов, заключенных по неведению или в силу обмана, священникам вменялось в обязанность тщательно расспрашивать предполагаемых жениха и невесту, а также их родителей, с тем чтобы убедиться в отсутствии потенциального нарушения церковного права12. Возможно, именно необходимость соблюдать брачные каноны и легла в основу одной из законодательных норм Кодекса Стефана Ду-шана, требовавшей, чтобы все сербы венчались только у своих священников13.
Связь по крови (?родство?)
Нет ничего удивительного в том, что наиболее жесткие меры против кровосмесительства касались сексуальных отношений именно между теми членами одной семьи, которые жили под одной крышей. Самые суровые епитимьи налагались на прямых кровных родственников. Для отца с дочерью или матери с сыном епитимьи в пределах данной шкалы покаяний всегда были самыми весомыми. Епитимьи варьировались от пяти лет поста до тридцати лет исключения из общины в сочетании с двумя тысячами земных поклонов ежедневно14. Русский Устав Ярослава предусматривал в дополнение к епитимье весомый штраф в размере сорока гривен15. Южнославянские уставы предписывали пожизненное исключение из общинь" и конфискацию имущества16. Византийское гражданское право, пришедшее к православным славянам через синтагмы и прочие компендиумы, предусматривало смертную казнь за кровосмесительство по прямой линии. Однако не существует никаких доказательств, что славяне усвоили подобную практику17.
Сексуальные отношения между родителями и детьми были до такой степени чужды мироощущению средневековых славян, что у ряда авторов появились утверждения, будто бы подобное могло произойти лишь по прямому дьявольскому наущению. В данной ситуации вовлеченные в нее лица были скорее жертвами, чем участниками "Греступления18. В нравоучительных повествованиях сексуальные отношения между матерью и сыном, будучи наихудшим из возможных прегрешений, использовались именно для того, чтобы показать, до какой степени простирается всепрощение Господне по отношению к истинно раскаявшемуся19.
Кровосмесительные отношения между братом и сестрой считались лишь ненамного менее серьезным прегрешением, чем между родителями и детьми. Тут уже вмешательство дьявола смягчающим обстоятельством не считалось; похоже, средневековый славянин полагал вполне допустимым, что у брата может возникнуть вожделение к собственной сестре и наоборот. Такого рода грех присутствовал почти в каждом из покаянных вопросников и уставов20. Епитимьи варьируются в пределах от двухлетнего сухого поста до двадцатилетнего исключения из общинь". Существовали разнообразные егаггамийные традиции для данного конкретного прегрешения;21 наиболее употребительными были покаянные нормы святого Василия (предусматривавшие от пятнадцати до двадцати лет), Матфея Бластареса (предусматривавшие пятнадцать лет) и святого Иоанна Постника (предусматривавшие три года и пятьсот земных поклонов). В текстах, где давались раздельные покаянные нормы по поводу кровосмесительства между родителями и детьми или между братом и сестрой, последние, как правило, были немногим мягче. В уставе, где предусматривались двадцать лет исключения из общины за кровосмесительство отца с дочерью, устанавливались лишь пятнадцать лет за подобные же отношения брата с сестрой22. Устав, где предусматривалось девять лет за кровосмесительную связь с матерью, требовал всего лишь пять лет за такого рода отношения брата с сестрой23. Однако у других церковных правоведов, в частности у автора Устава Ярослава, кровосмесительные отношения с сестрой являлись столь же тяжким преступлением, как и кровосмесительная связь с матерью, за что устанавливалась пеня в сорок гривен24. В некоторых южнославянских уставах сохранялось установленное святым Василием разграничение между кровосмесительной связью с родной сестрой и сестрой единокровной или единоутробной; причем последнее из прегрешений считалось гораздо менее тяжким25.
Меньшее число церковных уставов и покаянных вопросников содержало вопросы, относящиеся к более дальней кровной родне, за исключением двоюродных братьев и сестер. Там существовали обобщенные запреты на "кровосмесительство" и "брак в роду". Строгость рекомендованных покаянных норм предполагала тесную близость родства26. При этом, хотя существующие славянские переводы норм византийского права включали в себя запреты на сексуальные отношения с теткой или племянницей как по крови, так и по браку, весьма малое число уставов упоминали такого рода отклонения27. Поскольку славянская семья стремилась к экзогамности и патриархальности, явным отклонением от нормы было пребывание под одной крышей взрослой тетки или племянницы по крови, с одной стороны, и племянника или дяди " с другой. Однако двоюродные братья и сестры, по крайней мере в детском возрасте, часто жили в одном и том же доме, и потому их отношения трактовались как почти такие же близкие, как между родными братьями и сестрами либо как между братьями и сестрами единокровными или единоутробными. Поэтому за сексуальные отклонения предусматривались аналогичные епитимьи, от двух до шестнадцати лет поста; наиболее часто рекомендовался десятилетний пост28.
Конкретные запреты на сексуальные сношения между дальними кровными родственниками встречались только спорадически. Кровосмесительство между двоюродными братьями и сестрами скорее можно было встретить в сербских покаянных вопросниках, требниках и номоканонах, чем в русских или болгарских29. Нормы, запрещавшие кровосмесительные отношения между троюродными братьями и сестрами, предусматривали епитимью в размере от девяти- до десятилетнего исключения из общины, причем, согласно правилам Иоанна Постника, срок этот мог быть сокращен до одного года четырех месяцев или заменен на двухлетний пост30. Для кровосмесительных связей между четвероюродными братьями и сестрами исходный срок епитимьи составлял восемь лет исключения из общинь", но очень немногие уставы содержали конкретные нормы, касавшиеся подобных отношений31.
До шестнадцатого столетия русские уставы отличались отсутствием конкретных норм по поводу незаконных связей или брака между троюродными и четвероюродными братьями и сестрами, хотя описания степеней родства воспрещали брак между столь близкими родственниками32. Похоже, на Руси между одиннадцатым и пятнадцатым столетиями союзы между некровными братьями и сестрами не воспринимались как кровосмесительные. Даже священнослужители, привыкшие точно исполнять букву закона, как, например, митрополит, грек по рождению, Иоанн П, вынуждены были делать уступку местным нравам и обычаям. Иоанн разрешал брак между четвероюродными братьями и сестрами, правда, с наложением епитимьи. Из терминологии, которой он пользовался, объявляя незаконными браки между троюродными братьями и сестрами, явствует, что такого рода браки на деле имели место33. Экспликация степеней родства в "Софийской кормчей" конца четырнадцатого века допускала браки между кровной родней шестой степени родства: иными словами, например, не возбранялась женитьба на внучке двоюродного брата34.
Браки между некровными братьями и сестрами имели практическое значение: они способствовали объединению ранее разошедшихся по разным владельцам наследственных земель. И если общинное землевладение через "задругу" на какое-то время противодействовало эффекту наследственного дробления, в какой-то момент земля все же оказывалась во владении мелкой (парцеллярной) земельной собственности крестьян. Но когда дочь-наследница выходила замуж за некровного брата, земельный надел, восходящий к предкам, оказывался хотя бы частично восстановленным. Такого рода соображения могли являться мотивацией для браков между некровными братьями и сестрами в Новгороде пятнадцатого века. Так, боярышня-наследница Аграфена вышла замуж за троюродного брата Федора Онкйфо-вича. Вместе они стали обладателями наследственного имения своего общего предка, однако имелись и другие наследники, в частности, сын Аграфениной сестры, чья доля существовала отдельно35. Кстати, нет никаких свидетельств тому, что указанный брак был сочтен незаконным. Среди средневековых славян наследование земельной собственности дочерьми было относительно обычным явлением и наиболее часто встречалось в северо-западной Руси пятнадцатого века. И вряд ли существовало серьезное давление на Церковь со стороны общины в отношении пересмотра правил по поводу степеней родства, с тем чтобы были официально разрешены браки между некровными братьями и сестрами.
Существовала нравоучительная притча, предупреждавшая об ужасающих последствиях браков между кровными родственниками в целях предотвращения дробления наследственных владений. Сюжет этой притчи был отчасти навеян древнегреческой легендой об Эдипе. Некие принц и принцесса унаследовали от отца по полцарства. Вместо того чтобы разделить земли, царские дети решили пожениться. Зачатый в столь явном грехе ребенок совершил затем еще больший грех: вернувшись из долгого изгнания, он неведомо для себя взял в жены собственную мать36.
Заключить кровосмесительный союз неведомо для себя было вполне возможно. Однако не между братом и сестрой, как рассказывается в притче, поскольку в народе более отчетливо прослеживалась мужская линия, чем женская. Церковное право вынуждено было вводить нормы по поводу случайных кровосмесительных браков четвероюродных братьев и сестер, свершившихся прежде, чем между супругами была установлена истинная степень родства. Правда, священнослужители не были едины во мнениях относительно браков по неведению между людьми, находившимися в седьмой или восьмой степени родства. Некоторые предписывали прекращать подобные браки, причем на мужа и жену налагалась епитимья, как за кровосмесительную связь между некровными братьями и сестрами (десять лет); другие позволяли супружеской паре оставаться мужем и женой, хотя и не без епитимьи37.
В редких случаях покаянные уставы содержали нормы, относившиеся к кровосмесительству гомосексуального характера. Сексуальные отношения между братьями влекли за собой епитимью от семи до двенадцати лет исключения из общины, а с зятем " четыре года38. Эти покаянные сроки были сравнительно короче, чем в случае кровосмесительство с родней той же степени по женской линии.
Свойственники
Как церковное право, так и обычай выводили значительное число родственников по браку за пределы круга возможных супругов. Православные славяне воспринимали мужа и жену как одно целое " очевидно, это являлось преломлением формулы Священного Писания относительно супругов как "плоти единой". Поэтому отпрыски мужа становились отпрысками жены, и наоборот. Мужчина и его невестка, золовка или свояченица были, к примеру, отделены друг от друга лишь двумя ?рождениями", а от троюродной сестры его отделяло уже четыре ?рождения". Минимальным требованием церковного права было соблюдение степеней свойства при вступлении в брак вплоть до четвертого колена, часто предписывалось соблюдение также пятой и далее степени39.
При подобных расчетах невестка, золовка или свояченица, похоже, занимала в семье то же место, что и кровная, единокровная или единоутробная сестра. Соответственно, следовало бы ожидать, что епитимья за кровосмесительство будет одинаковой. На самом деле диапазон покаянных норм при наложении епитимьи за незаконное сожительство мужчины с женой брата соответствовал церковному наказанию за связь с единокровной, единоутробной или сводной сестрой, то есть от двух до двенадцати лет. Господствовавшая традиция, однако, требовала наложения десятилетней епитимьи (а не двенадцатилетней) за сводную сестру и от пятнадцати и до двадцати лет епитимьи за кровную сестру40. За кровосмесительную связь между мужчиной и сестрой жены полагалась епитимья в тех же размерах, но господствовавшая традиция предполагала одиннадцатилетню?о41.
В доме средневековых славян наиболее часто родственницей по браку являлась невестка. Даже когда нуклеарная семья превалировала над состоявшей из многих поколений "задругой", во многих хозяйствах членом семьи являлась молодая жена сына. Чаще всего ей было лет тринадцать " пятнадцать, а мужу " ненамного больше. Постоянное проживание в доме родителей молодого мужа позволяло без труда осуществлять наблюдение за молодой парой, пока супруги не наберутся опыта и не достигнут зрелости. Положение в семье невестки было аналогично положению дочери; отец мужа заменял ей родителей. Сексуальные прегрешения с невесткой считались делом житейским, но одновременно трактовались как грубейшее злоупотребление правами главы семьи. Соответственно, епитимья за подобного рода кровосмешение была весьма значительной и доходила до шестнадцати лет42. Ряд текстов полагает кровосмесительство с невесткой прегрешением того же рода, что и кровосмесительная связь с дочерью. К примеру, Устав Ярослава предусматривает точно такой же штраф в сорок гривен плюс епитимью43. Хотя имеется большое число академических изданий с фольклорными публикациями по поводу поведения славянских свёкров, эксплуатировавших молодых жен своих сыновей, в покаянной литературе не содержится никаких указаний на то, что именно эта конкретная форма кровосмесительства была более распространена, чем все прочие44.
Аналогичное прегрешение между тещей и зятем считалось гораздо менее серьезным, ибо властные отношения тут были совершенно иные. Как правило, теща не жила в доме, где проживал муж дочери. Теща требовала от зятя уважения, как один из старших членов семьи, но не осуществляла контроль ни над его поведением, ни над его имуществом. Нормы по поводу кровосмесительства между тещей и зятем были сходны с нормами, применявшимися к связи между мачехой и пасынком45. К кровосмесительству с бабкой жены применялись те же правила46. Определенные положения церковного права исходили, по-видимому, из предположения, что активной стороной в подобных ситуациях являлась теща; и если кровосмесительство имело место, то тещу отсылали, а ее зять оставался со своей женой47.
При заключении второго брака соответствующее лицо приводило в дом целую группу новых родственников в дополнение к уже имеющимся от первого союза. Родство, возникшее в результате брака, сохранялось даже тогда, когда брак переставал существовать из-за смерти одного из супругов или вследствие развода. По нормам церковного права в случае возможного брака мачеха приравнивалась к родной матери, а сводная сестра"к кровной. Соответственно, единокровные и единоутробные братья и сестры считались кровными. В то же время церковное право признавало тот факт, что кровосмесительные отношения между мужчиной и его мачехой, сводной сестрой или падчерицей являлись не столь серьезным прегрешением, как отношения с родственником по крови, и в таких случаях устанавливались несколько более легкие епитимьи. Кровосмесительная связь с мачехой или падчерицей трактовалась аналогично связи с единокровной или единоутробной сестрой, и егаггимья назначалась сходная48. Мачеха или сводная сестра занимали во внутрисемейной структуре положение близких родственников, пусть даже в этих случаях отсутствовали узы крови. Запрет распространялся даже на сводных родителей или иных сводных родственников ребенка по браку. Мужчина не мог вступить в брак с женой своего пасынка или с мачехой своей покойной жены.
Считалось непристойным для вдовы или вдовца заключить новый брак в рамках "св&тства", то есть в кругу свойственников, особенно с братом покойного или сестрой умершей супруги49. В отношении регулирования подобной ситуации в славянский номоканон была введена специальная статья. Согласно рукописной традиции за такого рода прегрешение назначалась епитимья от пяти до одиннадцати лет50. Повторный брак по свойству считался более разру?нительнь"м для семьи, чем незаконная связь между теми же свойственниками. По этой причине за кровосмесительную связь между свояком и свояченицей в Уставе Ярослава назначалась пеня в двенадцать гривен, а за второй брак с их участием ? штраф в тридцать гривен51. Устав Жичан-ского монастыря, составленный сербским королем Стефаном Первопомазанным, точно так же содержал недвусмысленный запрет на новый брак между свояком и свояченицей, причем на каждого из них накладывался ощутимый штраф и предписывался обязательный развод52. Некоторое послабление делалось для невольного нарушения данного правила, и брак запрещался либо свояку, либо свояченице; срок епитимьи при этом сокращался до года53. То, что славяне отвергали близкородственный брак, само по себе довольно странно, поскольку такого рода брак давал бы огромные преимущества в обществе, где брачные узы подкрепляли уже существующие союзы. Если бы вдова была в состоянии выйти замуж за брата покойного мужа, то союз между двумя семьями не пропал бы втуне. Славяне, однако, предпочитали запрещать подобного рода повторные браки, союзы же сберегались тем, что поощрялось пребывание вдовы в доме ее покойного мужа.
Браки между свойственниками запрещались вплоть до шестой или седьмой степени родства в зависимости от конкретных родственных отношений54. Ни один из кровных родственников мужа по прямой линии не мог заключить брак с кем-то из "сватов", то есть кровных родственников жены. Отцу и сыну не разрешалось жениться на соответственно матери и дочери; двое братьев не могли жениться на двух сестрах55. Родство по браку не прерывалось даже после смерти соответствующего из супругов. Если мужчина становился вдовцом, он не мог жениться ни на одном из членов понимаемой в широком смысле семьи покойной жены, даже если бы речь шла о столь отдаленном родстве, как троюродное. Отец и сын (либо тесть и зять) не могли последовательно вступить в брак с одной и той же женщиной56. Это правило сохраняло силу и для женщин: мать и дочь не могли по очереди стать женами одного и того же мужчины57. Двое братьев могли жениться на троюродных сестрах, но не на двоюродных. Дед и внук, также связанные второй степенью родства, были точно так же связаны запретом жениться на двоюродных сестрах58. Брак между двумя линиями двоюродных или троюродных братьев и сестер был разрешен на Руси до пятнадцатого века, в отличие от южных славян59. Как и следовало ожидать, русские уставы шестнадцатого и семнадцатого веков вобрали в себя более жесткие правила относительно кровосмесительства среди неродных братьев и сестер, так что союзы между неродными братьями и сестрами супругов вплоть до шестой степени родства (иными словами, троюродного) оказались под официальным запретом60. Можно было, конечно, испросить особого разрешения, как это было в случае, представленном на рассмотрение архиепископу Вологодскому и Белозерскому в 1689 году. Этот иерарх оказался готов дать разрешение на венчание двоим двоюродным родственникам, которым один раз уже было отказано, и двоим троюродным родственникам61.
Случай брака между женщиной и племянником мужа ее тетки оказался пограничным: Матфей Бластарес разрешал такой союз на том основании, что не существовало прямого запрета. Более древние русские уставы такой союз допускали, более поздние " нет. Южнославянские уставы в общем и целом такой союз воспрещали62. В некоторых текстах мы находим большую готовность разрешать брачные союзы между столь отдаленными родственниками при условии, что венчающиеся ?остаются на своем месте?; иными словами, браки не нарушали последовательность поколений. Даже если степень родства оставалась одинаковой, требовалось сохранить различие между старшим и младшим поколениями. Деду и внуку можно было позволить жениться соответственно на тетке и племяннице, но деду было непозволительно жениться на племяннице, в то время как внук брал в жены тетку63.
Церковное право запрещало даже браки между лицами, породнившимися через два брака (так назьюаемое "триродство?), вплоть до четвертой степени родства. Вдовцу не позволялось вступать во второй брак со свояченицей покойной жены. Возможность для двоих овдовевших свояков жениться на женщинах, связанных родством второй или третьей степени (то есть на двух сестрах или тетке и племяннице) представлялась спорной64.
Усыновление (удочерение)
Термины для обозначения детей мачехи или отчима ? "посылок? (?пасынок?) и "подщерь? (?падщерь?), также использовались для обозначения приемных детей. Славянское церковное право признавало обычай брать приемных детей, особенно когда бездетной паре требовался наследник. Сербское гражданское право запрещало мужчине брать приемного сына, когда у него уже были дочери, иначе это повредило бы их правам на наследование65. Усыновление или удочерение могло подкрепляться церковным обрядом, хотя из этого вовсе не следует, что такого рода церемония считалась обязательной66. Приемные дети, с точки зрения права, считались во всех отношениях равными детям, рожденным приемными родителями. Они обладали всей полнотой наследственных прав и подчинялись тем же ограничениям на брак с родственниками приемных родителей67. Готовность предоставить в полном объеме всю совокупность прав приемным детям легла в основу безоговорочного запрета на развод по причине бесплодия и возможности узаконения натуральных детей. Хотя незаконные дети не обладали наследственными правами, с точки зрения брака они подпадали под те же ограничительные нормы в отношении родства, как и законные68.
Этимологически связанными со словами "посынок" и "подщерь? являются термины, обозначающие приемного брата (?побратим?) и приемную сестру (?посестрима?). Эти слова могли относиться к детям со стороны, взятым в семью приемными родителями, но гораздо чаще они обозначали связь, скрепленную кровью. Вообще, обычай устанавливать особо близкие отношения с другом широко распространен в человеческом обществе. Бесспорно, обрядовое братство, скрепленное кровью, вошло в обиход гораздо ранее принятия христианства славянским миром. Ряд православных законоучителей возражал против побратимства, в первую очередь из-за того, что церемония смешения крови братающимися, скреплявшая их союз, считалась языческой. Епитимья за совершение подобного обряда составляла год поста. Богословское обоснование запрета на подобные отношения заключалось в том, что все христиане и так являются братьями и сестрами, и было бы неуместным устанавливать между ними дополнительные степени близости69. Другие священнослужители смирялись с наличием подобных отношений на том основании, что, поскольку все православные являются "братьями и сестрами во Христе", конкретное признание этого факта вполне соответствовало церковным законоположениям. Они, однако, осуждали церемонии языческого происхождения и настаивали на замене их христианскими ритуалами, специально разработанными для подобных целей. С точки зрения брака приемные брат или сестра обладали тем же статусом, что и отпрыск приемных родителей по крови70. Любой сексуальный контакт между приемными братом и сестрой представлялся кровосмесительством и по народному обычаю, и по нормам церковного права71. Соответственно возникали вопросы, касавшиеся уже существовавших браков. К примеру, можно ли признать, что при побратимстве между двумя некровными братьями брак одного из них с сестрой другого становится недействительным? В целом клир* отвечал на подобные вопросы отрицательно, но дополнение духовным союзом уже существовавших кровных или брачных отношений создавало определенную неловкость, и священнослужители рекомендовали воздерживаться от вступления в подобного рода союзы при указанных обстоятельствах.
* Термином "клир" автор и переводчик обозначили духовенство в целом как сословие; в русском языке "клиром" называют также священнослужителей данного церковного учреждения (причт). (Примеч. ред.)
Духовное родство
В глазах Церкви наиболее важным духовным союзом являлась связь, формировавшаяся между духовными родителями и духовным чадом в момент крещения. Обычай избирать покровителя новому христианину с точки зрения истории религии возник рано72. Крестный родитель давал надлежащие ответы от лица ребенка, бывшего маленьким, чтобы самостоятельно отрешиться от дьявола и признать Христа. Церкви также требовался покровитель при крещении взрослого, избравшего христианство, чтобы этот взрослый выступал в роли "духовного отца" для крестящегося индивидуума, символически переживавшего второе рождение. Покровитель становился "как бы родителем" только что окрещенного христианина независимо от возраста последнего и семейных связей между ними. Хотя один восприемник требовался обязательно, ранние нормы церковного права не содержали конкретного запрета на привлечение для этой цели дополнительного числа лиц. Со временем, особенно в Западной Европе, сложился обычай иметь двоих крестных родителей: отца и мать. Господствующим мнением в Православной Церкви являлось признание достаточности наличия лишь одного восприемника, причем любого пола, однако мнение меньшинства, настаивавшего на наличии двоих, дожило до наших дней73. В целях предотвращения искушения кровосмесительства русские иерархи требовали, чтобы покровитель избирался того же пола, что и ребенок74.
Ни одно из церковных законоположений не запрещало человеку, состоявшему в родстве с окрещаемым ребенком либо по крови, либо по браку, брать на себя роль дополнительно и восприемника. Но если в качестве восприемника своего собственного ребенка выступал отец, то по отношению к своей жене он становился кумом, и следовало расторгнуть этот брак, чтобы предотвратить кровосмесительство75. Среди русских было обычным делом избрать родственника по крови или браку в качестве восприемника при крещении; считали, что дополнительная духовная связь укрепляла уже существующие взаимоотношения. С точки зрения сугубого практицизма кум мог взять на себя ответственность по обеспечению осиротевшего ребенка всем необходимым. У южных славян обычай был несколько иным. Там родня по крови или по браку де-факто не допускалась к "кумству", поскольку духовная связь должна была бы пересилить уже существующие связи по рождению либо брачные. Кроме того, "кумство" предоставляло возможность расширения семьи путем принятия в ее лоно новых союзников, а такой возможностью пренебрегать не стоило.
Поскольку восприятие младенца при крещении внешне имело форму родительства, нормы церковного права категорически исключали возможные будущие браки между духовными родителями и духовными чадами. И действительно, поскольку духовные отношения воспринимались выше, чем родство по крови, они считались более прочными. Согласно уже самым ранним постановлениям церковных соборов, воспрещались не только браки между крестным отцом и крестной дочерью или крестной матерью и крестным сыном, но и союзы между одним из духовных родителей и овдовевшим биологическим родителем76. Епитимья за сношения между мужчиной и его кумой составляла от года и месяца поста до двадцати лет недопущения к причастию77. Кровосмесительная связь между крестным отцом и крестной дочерью считалась особенно отвратительной; епитимья налагалась, как правило, такая же, как за связь с родной дочерью78. Отношения между мужчиной и крестной матерью своей дочери не считались достаточно серьезным прегрешением. Устав Ярослава предусматривал штраф в двенадцать гривен, что уравнивало сношения между кумовьями с кровосмесительной связью между свояком и свояченицей79.
Норма, согласно которой отношения между крестным родителем и крестным чадом безоговорочно считались родственными, быстро получила расширительное толкование и стала распространяться на супругов и детей крестных родителей80. Лишь отдельные случайные средневековые славянские уставы допускали брак между биологическим ребенком и духовным чадом; в подобных случаях накладывалась пятилетняя епитимья, как и при прочих союзах, считавшихся кровосмесительными в силу закона, однако сам союз объявлялся законным81. В большинстве покаянных уставов приводились епитимьи от пяти до девяти лет за сношения между детьми кумовьев, причем брак между этими лицами воспрещался82. Иными словами, епитимьи за кровосмесительные отношения с духовной родней были на деле скорее эквивалентны налагавшимся на близких родственников по браку, чем на родственников по крови. Большинство славянских священнослужителей рассматривали отношения между крестным родителем и крестным чадом как эквивалентные кровным и применяли правила, относившиеся к соответствующим степеням кровного родства. Таким образом, брак между крестными родителями и крестными детьми был запрещен вплоть до седьмой или восьмой степени родства, иными словами, до четвертого колена83. Эта норма фактически господствовала в мире православных славян.
Дальнейшее расширение сферы определяемого родства вследствие наличия духовного союза оставалось проблематичным. Одна из точек зрения гласила, что на боковые линии крестных родителей и крестных детей " то есть на их братьев и сестер вкупе с потомством " также распространяется запрет на кровосмесительство84. В конце концов, брак между кровными родственниками запрещался именно в силу их близости, так почему бы духовный союз высшего порядка не следовало охранять еще более тщательно? С ложным пафосом утверждалось, будто бы более ранние церковные авторы именно потому не воспрещали подобных союзов, что им было стыдно говорить о такого рода непристойностях!85 Разрешавшие эти союзы византийские нормы права, в корне противоположные славянским, были аннулированы решением болгарского архиепископа Димитрия Хомятина86.
Возникла и третья проблема, связанная с отношениями между крестными детьми, имеющими общего крестного родителя. Здесь под давлением церковного общественного мнения возобладала та точка зрения, что будто бы этих детей следует рассматривать как братьев и сестер и, следовательно, брак между ними невозможен87. Как и в случае биологических братьев, потомство двоих крестников, имеющих общего крестного, не могло жениться вплоть до третьего колена (до восьмой степени родства)88. Епитимьи разнились от пяти до пятнадцати лет, то есть норма совпадала со случаями кровосмесительства между детьми кумовей или между свойственниками89. Вставал вопрос: а как же быть в отношении браков с родней крестного брата? Кровосмесительство с матерью духовного брата влекло за собой девятилетнюю епитимью в сопровождении 150-ти земных поклонов; с женой его ? шестилетнюю со ста земными поклонами; с дочерью " пяти- или шестилетнюю со ста земными поклонами; с сестрой " четырехлетнюю с от 36-ти до 70-ти земными поклонами90. Даже более отдаленное духовное родство иногда упоминалось в покаянных уставах, причем предусматривались вполне ощутимь"е епитимьи. Кровосмесительство с тещей или свояченицей духовного брата наказывалось епитимьей сроком от трех до пяти лет91. В 1276 году русский епископ Феогност Сараевский счел необходимым проконсультироваться с патриархом Константинопольским по поводу подтверждения законности брака между мужчиной и теткой или двоюродной сестрой его духовного брата. Разрешение на брак было получено на том основании, что церковное право не содержало конкретных запретов на этот счет92.
Другие священнослужители полагали ненужным чрезмерное соблюдение степеней духовного родства. Они также постановили, что отношения, возникшие вследствие крещения, не имеют обратной силы на предшествующие поколения. Родители, деды и бабки, дядья и тетки кумовей были вольны вступать в брак по собственному усмотрению93.
Славянские православные Церкви, особенно у южных славян, признавали и другие виды духовных союзов, отличных от побратимства и крестильного родства. Третий вид духовных отношений, также именуемых "кумством", завязывался в момент венчания. Свидетель таинства христианского брака, так же как и свидетель таинства крещения, превращался в духовного родителя. Как и всем прочим духовным и биологическим родителям, ему и его семье воспрещалось брачное партнерство. Обычай иметь свадебного кума возник у южных славян в период Средневековья; на Руси он был практически неизвестен. Поскольку этот обычай нецерковного происхождения, то даже не во всяком средневековом манускрипте, где описывается свадебная церемония, можно найти упоминание о куме. Похоже на то, что и в данном случае Церковь в итоге одобрила и санкционировала обычай языческого происхождения. И наконец, свидетель первого пострига ребенка приобретал духовную роль, исключавшую возможность брака внутри данной семьи. Роль свидетеля в средневековых манускриптах не раскрывается, хотя этнографы девятнадцатого и двадцатого веков отмечают частоту такого рода обрядности. Однако требуется обратить особое внимание на обычай стрижки волос у младенца: средневековые церковные законы предусматривали наложение епитимьи на тех родителей, у которых ребенок умер нестриженый. Без сомнения, этот обычай также языческого происхождения, причем Церковь признала его весьма нескоро.
Нарушение законоположений по поводу кровосмесительства
Трудно определить, насколько тщательно соблюдались нормы церковного права по поводу родства. Приходские книги регастрации рождений и браков до нас не дошли. Прочие источники, такие как хроники и исторические труды, фиксируют лишь браки правящих фамилий, причем записи делались непоследовательно, а временами и неаккуратно94. Конечно, браки государей необязательно следовали типичным образцам, характерным для общества в целом. С одной стороны, правители были у всех на глазах, родословные древа их были хорошо известны, и ни одно из нарушений церковного права не могло пройти незамеченным. Будучи основной опорой православного христианства в славянском мире, царствующие фамилии были наиболее осведомлены в вопросах брачного регулирования и ставили все на кон в деле поддержания авторитета Церкви. С другой стороны, браки государей имели политическое значение; ими укреплялись союзы, подтверждались мирные договоры, когда было гораздо важнее обеспечить благополучие государства, а не скрупулезно блюсти церковное право. Более того, церковные иерархи лишний раз задумались бы, прежде чем бросить вызов государю-нарушителю, во всем остальном благоволившему церковным институтам.
Ряд русских государей из династии Рюриковичей вступали в кровосмесительные браки. Князь Всеволод Давыдович из Городка женился, к примеру, в 1116 году на Агафье, дочери Владимира Мономаха. То, что этот брак приносил Всеволоду политические выгоды, сомнений не вызывает, однако Агафья была его троюродной сестрой " оба они были потомками Ярослава Мудрого. Примерно в то же время был заключен еще один союз между троюродными братом и сестрой, породнившимися через того же Ярослава: между Святошей, сыном Давида, князя Смоленского и Черниговского, и Анной, дочерью Святополка П, великого князя Киевского95. Нет никаких свидетельств тому, будто бы церковные иерархи возражали против любого из этих браков. Василиса, дочь московского князя Василия П, последовательно выходила замуж за двоих суздальских князей. Первый муж, Александр Иванович, скончался в 1418 году, не прожив в браке и года. Василиса затем вышла замуж за его троюродного брата и наследника Александра Даниловича96. Брак представляется частью попытки со стороны великого князя Московского контролировать княжеское престолонаследие в Суздале. Брак между государем всея Руси Иваном Ш и Софьей Палеолог был, по сути, кровосмесительным: тетка Ивана, Анна, вышла до этого замуж за дядю Софьи, императора Иоанна VIII Палеолога97. Однако, похоже, до этого никому не было дела. Те, кто возражал против этого брака, исходили из вполне очевидной разницы вероисповеданий; те же, кто этот брак поддерживал, не имели ни малейшего желания ставить дополнительные преграды на пути политически выгодного союза.
Не протестовала и болгарская Церковь, когда царь Борил последовательно вступал в целый ряд откровенно кровосмесительных браков. После смерти в 1207 году своего дяди и предшественника на престоле Калояна, Борил узурпировал трон, отняв его у двоюродного брата, ничем не примечательного князя Ивана Асена. Борил женился на вдове дяди, куманской княгине, в целях заручиться поддержкой "степной империи". Борил и куманская княгиня состояли в третьей степени "сватства", так что этот брак явно представлял собой нарушение норм церковного права. Через шесть лет после этого Борил заключил союз с Анри, правителем константинопольской Латинской империи, и закрепил его браком Анри со своей падчерицей (дочерью Калояна и куманской княгини). Вскоре Борил развелся с куманской княгиней и, пожертвовав данным союзом, женился на племяннице Анри. Комбинация обеих новых союзов являлась вопиющим нарушением церковного права: отцу и падчерице было непозволительно вступать соответственно в брак с племянницей и дядей. Между ними была не только четвертая степень "сватства", но данные союзы ставили их участников ?не на свое место". Так, Анри одновременно становился для Борила зятем и дядей по браку. Более того, Анри и его племянница являлись римско-католическими еретиками. Позднее на болгарском троне было заключено еще больше браков сомнительной законности. Сестра новой жены Борила вышла замуж за венгерского короля Андраша II; союз этот был законен. Но затем дочь Борила от предыдущего брака обвенчалась со старшим сыном Андраша Белой. Мачехи супругов были сестрами, так что выходило, что Бела и жена Борила были двоюродными приемными братом и сестрой, а потому жениться им по церковным канонам запрещалось. Когда Иван Асен вернулся к власти, ему захотелось сохранить союз с Венгрией, и он, в нарушение церковноправо-вых норм, женился на дочери Андраша Марии: двоюродная сестра Асена (дочь Борила) оказывалась свояченицей жены. Таким образом, в начале тринадцатого века болгарским царствующим домом было заключено четыре кровосмесительных брака. При этом три из них еще и нарушали порядок, запрещавший родниться с еретиками. Похоже, однако, что болгарская Церковь не возражала и, быть может, потому, что царь Борил оказывал церковной иерархии сильнейшую поддержку в борьбе против богомилов98.
В четырнадцатом веке болгарский царь Иван-Александр IV организовал кровосмесительные союзы для своих родственников. В высшей степени выгодный брак между сестрой Ивана-Александра Еленой и королем сербским Стефаном Душаном был, строго говоря, кровосмесительным, если иметь хоть малейшее понятие о церковном праве: мать Елены и приемная бабка Стефана Душана являлись троюродными сестрами. Возможно, этот брак потому не вызвал никаких вопросов, что союз сербского царя Милутина с болгарской царевной Аной завершился разводом. Браки с византийской императорской фамилией выглядели откровенно-явным пренебрежением церковным правом. За младшего сына Ивана-Александра, Михаила Асена, была в 1331 году выдана дочь Андроника Ш;* юридически этот брак был узаконен в 1338 или 1339 году. Брачный союз с Византией в 1352 году между малолетней дочерью императора Кера-цей-Марией и будущим Андроником IV, внуком Андроника Ш, являлся по закону кровосмесительным: брат и сестра не могли сочетаться браком с теткой и племянником. Но болгарская правящая фамилия не останавливалась перед нарушением и других брачных норм. В 1256 году Калиман П убил своего двоюродного брата Михаила П Асена и женился на его вдове, дочери русского князя Ростислава Галицкого". Такой брак, безусловно, был неканоническим: вдова не имела права выходить за двоюродного брата своего покойного мужа и к тому же за его убийцу.
* Андроник Ш Палеолог (1296 ? 1341) " византийский император. (Примеч. ред.)
Сербский король Милутин, чьи многочисленные браки нарушали все и всяческие нормы, точно так же совершил кровосмесительство. Его свадьба с болгарской царевной Елизаветой напрямую нарушала закон, воспрещавший двоим братьям жениться на родных сестрах. С точки зрения матери Милутина, вдовствующей королевы Елены, брак этот был слишком выгоден, чтобы от него отмахнуться. Милутин и его брат Драгутин являлись соперниками в споре за власть: их мать хотела гарантировать долговечность союза с Византией независимо от того, кто из ее сыновей возьмет верх. Будучи католичкой, она не видела в этих браках ничего кровосмесительного и противозаконного, ибо, согласно римско-католическим канонам, они были вполне позволительны. Сторонники браков и союза попытались уйти от критики, обнародовав заявление, что будто бы двойная свадьба символизирует особую святость этих браков. Дело в том, что они нашли в церковном праве некую лазейку. В момент осуществления торжественной церемонии оба брака становились законными: ни один из женихов не вступал в брак с сестрой жены брата, поскольку брат еще не был обвенчан. На самом деле заявление носило весьма сомнительный характер: существует явное подтверждение тому, что брак Драгутина с венгерской принцессой Катариной состоялся до 1282 года " вероятной даты брака Милутина.
Ясно, что правящие фамилии не могли допустить помех политически выгодным бракам со стороны отдаленного родства. Без сомнения, то же самое имело значение и для других классов общества. Браки опротестовывались скорее из соображений религиозных, а не кровосмесительных. Совершенно не явствует, что кровосмесительство использовалось как повод расторгнуть политически устаревшие браки, хотя объяснения разводам в источниках практически не фиксировались.
Любое постороннее лицо могло воспользоваться указанием на родство, чтобы помешать жениху и невесте обвенчаться, как это может проиллюстрировать судебное дело, слушавшееся на Руси в 1672 году. Василий Бабин и Иван Акинин одновременно сватались к девице Стефаниде. Каждый из них направил петицию в архиепископский суд Троицкого монастыря, чтобы помешать сопернику жениться на Стефаниде, причем основанием являлись ее родственные связи с соискателем руки и сердца. Бабин утверждал, что Акинин будто бы является слишком близким родственником Стефаниды, чтобы позволить им пожениться: сестра Стефаниды была замужем за неким Иваном Лиши-ным, брат коего Василий Лишин был женат на акининской тетке. Получалось, что Акинин и Стефанида были свояками свояков; связь между ними представляла собой "триродство" седьмой степени. Поскольку церковное право ограничивалось соблюдением лишь четырех степеней "триродства", Бабин дополнил жалобу тем, что якобы тетка Акинина была замужем за Стеф анид иным внучатным дядей. Это делало Акинина и Стефаниду родственниками в шестой степени "сватства? " случай оказывался пограничным. Акинин же выступил с обвинением, будто бы брак Бабина и Стефаниды тоже явится кровосмеси-тельским: вторая жена Бабиного деда была двоюродной сестрой Стефанидиной матери. Поскольку приемный родитель приравнивался к кровному, если речь шла об установлении степени родства применительно к возможному браку, Бабин и Стефанида реально состояли в седьмой степени ?родства", а подобный брак был безоговорочно воспрещен. Такого рода обвинение поставило Бабина в суде в невыгодное положение, и тот, озлобившись, стал утверждать, что Акинин будто бы не является истинным христианином. Решение суда по этому спору до нас не дошло, но характер аргументации показывает, до какой степени можно ориентироваться на родство, если оно было выгодно100. Церковное право утверждало, что даже дальние родственные связи могли послужить препятствием к браку: и если это было удобно, вопрос всегда можно было поставить именно в этой плоскости.
Цель регулирования браков по степеням родства
Славяне считали кровосмесительство и браки между людьми, обладающими запретными степенями родства, одним из наиболее отвратительных прегрешений против Бога и общинь", а потому наказывали нарушителей самыми высокими пенями и самыми долгими епитимьями. Обрисованные в широком плане вопросы, связанные с кровосмесительством, особенно у сербов, занимали ведущее место в покаянных перечнях. Церковные объяснения по поводу правил, регулирующих выбор брачного партнера, сводились к ?чистоте?; запретные союзы относились к разнообразным видам незаконного сожительства ("блуда?), поскольку наносило оскорбление Господу. Нарушение порядка в домашней жизни по причине незаконных внутрисемейных сексуальных контактов было основательно выявлено по документам современными исследователями. В мире средневековых славян семья, как единица совместного проживания, обладала тенденцией расширяться и разрастаться, и, соответственно, в черту запрета попадало все больше и больше отдаленных родственников.
Сложные правила, запрещавшие браки между родственниками, даже проживавшими врозь, шли намного дальше универсальных табу на кровосмесительство или потребностей сбережения генетического здоровья. Многие общества, включая и те, что описаны в Библии, разрешали браки между двоюродными родственниками, позволяли или даже предписывали браки между свойственниками и не распространяли ограничения в области кровосмесительных союзов на фиктивную родню. Если бы средневековые славянские общества хотели оправдать более избирательный набор ограничений на брак между родственниками, они бы легко могли сослаться на библейские примеры и тем самым отменили бы решения Отцов Церкви. Они этого не сделали; напротив, они расширили законоположения, унаследованные от Византии, чтобы исключить еще более дальние родственные связи. Славянские законоположения по поводу внутрисемейных браков не могут найти объяснения в одной лишь православной традиции. Скорее всего, эти ограничения служили некой общественной цели, не нашедшей упоминания в церковно-ориентированных источниках. Не исключено, что этому существовал ряд разумных объяснений.
Во-первых, широкомасштабные ограничения на приемлемость той или иной кандидатуры для брака укрепляли семейную власть над выбором супруги. Браки устраивались семьями, поскольку дети в возрасте от тринадцати до пятнадцати лет, а то и от шестнадцати до восемнадцати вряд ли имели какой-либо контакт с теми, кто не был связан с их семьей узами крови, брака, усыновления (удочерения) или духовной близостью в самом широком смысле слова и в рамках соответствовавшей терминологии. Родители могли воспретить почти любой союз, которого пожелал бы их ребенок, взяв за основу наличие родственных отношений. Но когда подобные правила выбора супругов сочетались с иными ограничениями, они сдерживали родителей в превышении власти над детьми, подчеркивая при этом родительскую власть как таковую.
Во-вторых, столь крайняя форма экзогамии позволяла сохранять мир в общине. Жену чаще всего привозили откуда-то издалека ? "за пять деревень", как гласила сербская пословица. Это обстоятельство таило в себе преимущества как для семьи, так и для общины, если не для самой молодой жены. Семья мужа тем самым ограждалась от чрезмерного вмешательства в свою жизнь со стороны семьи жены, так что можно было избежать мелких повседневных недоразумений, коль скоро эти семьи жили на расстоянии.
Более того, тщательно разработанные правила по поводу определения степеней родства по крови, свойства и родства по усыновлению (удочерению) влекли за собой "трэтический" рост числа родственников у каждого из членов семьи. И если возникала нужда в согласованных совместных действиях, сторонников и союзников можно было бы отыскать по всему региону через сеть семейных уз. В обществе, всерьез ориентированном на семейные структуры в отсутствие центрального правительства " а южнославянское общество именно таким встретило период турецкого владычества, " расширение контактов через псевдосемейные отношения означало власть и безопасность. Вступление в брак с человеком, который уже обязан был оберегать семейные интересы, являлось бы пустой тратой сил. Преимущества использования любых ситуаций для увеличения числа союзников благодаря бракам можно было бы перевести в нормы церковного права как моральное обязательство действовать именно так. Было еще одно дополнительное преимущество в увеличении числа людей, которых можно было бы счесть родней. Поскольку кровавый спор с любым из родственников воспринимался как неприемлемый, широкая сеть родства обеспечивала мир101.
Введение в обиход среди аристократии ограничений на кровосмесительство служило бы государю инструментом, при помощи которого подавлялось бы сопротивление его правлению на местах. Русский пример в данной области особенно поучителен: распространение норм, запрещавших браки между двоюродными братьями и сестрами, пришлось как раз на то время, когда великий князь Московский пытался поставить местных удельных властителей на службу Москве. Аристократия была весьма малочисленной: даже в Новгороде, крупнейшем средневековом городе на Руси, высшая аристократия насчитывала всего сорок " пятьдесят фамилий. Ограничивая браки среди родственников, Церковь вынуждала аристократов искать супругов в семьях из других русских княжеств. Единственный общий интерес, связывавший эти семьи, состоял во взаимном желании служить великому князю.
Устанавливая канонические запреты на кровосмесительство, Церковь приобретала право регулировать и оценивать формирование базовых социальных отношений. Соблюдение норм обеспечивало социальную стабильность путем снижения внутрисемейной напряженности и прояснения социальных отношений вместе с вытекающими отсюда обязательствами. А когда для обеспечения социальной стабильности требовалось смягчение норм, Церковь и общество начинали относиться к их нарушению терпимо и создавали минимальные неудобства по этому поводу.
2 Алмазов. Т. 3. С. 146, 274, 279. Епитимья составляла 40 дней поста и от 100 до 300 земных поклонов.
3 Павлов. Книги законныя. С. 74 ? 76.
4 Communal Families in the Balkans: The Zadruga /R. F. Byrnes, ed. Notre Dam, Ind.: University of Notre Dame Press, 1976. Особое внимание следует обратить на статьи: Hammel Е. A. The Zadruga as Process // P. Laslett, R. Wall, eds. Household and Family in Past Time. N. Y.: Cambridge University Press, 1972. P. 334 ? 373. Большинство исследований базируется на сербских источниках; данные о структуре семьи в средневековой Болгарии исключительно скудны. Большинство ученых исходит из того, что болгарские семейные структуры, впервые зафиксированные в девятнадцатом веке, имеют довольно древнее происхождение, см.: Georgieva I. The Bulgarian Kinship System //Ethnologia Slavica, 1971. " 3. P. 151 - 157.
5 См.: Fine J. V. A. The Early Medieval Balkans. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1983. P. 7 - 8.
6 В этот период на Руси закрепилось право наследования по женской линии, хотя соблюдалось оно не всегда, ибо землевладение могло не совпадать с местожительством, см.: Пушкарева Н. А Имущественные права женщин на Руси (X ? XV вв.) // Исторические записки, 1986. Т. 114. С. 180 - 224.
7 Устав Ярослава, ст. 16, 17, 23 - 29 // ДКУ. С. 95 - 96. См. также: ЗСЛ-П. С. 35.
8 Киев 49. Л. 643.
9 Самая четкая демонстрация норм родства приводится в: Синтагмат. С. 130 - 146 (разд. 2, гл. 8).
10 Рила 1/20 (48). Л. 90. В Западной Европе в раннее Средневековье тоже существовали правила, запрещавшие браки между лицами, связанными ближе, чем седьмая степень родства. К моменту проведения Четвертого Латеранского собора (1215 г.) Римско-Католическая Церковь усмотрела выгоду в том, чтобы свести запретные степени родства к четвертой степени, см.: Brundage. Law, Sex, and Christian Society. P. 140 ? 141, 192 ? 193, 336.
11 Синтагмат. С. 132 - 133.
12 Пример подобного поучения: Акты юридические. СПб. 1838. С. 425. " 403.
13 Burr. Р. 198.
14 Напр.: Смирнов. Материалы. С. 30 (30 лет и 2000 земных поклонов); Алмазов. Т. 3. С. 283 (19 лет); Хил. 169. Л. 76 (20 лет и 366 земных поклонов); Печ. 77. Л. 111 (9 лет и 150 земных поклонов); Алмазов. Т. 3. С. 144 (5 лет).
15 ДКУ. С. 96.
16 Хил. 305. Л. 111; Хил. 170. Л. 86.
17 Синтагмат. С. 176; Павлов. Книги законныя. С. 74 ? 75.
18 Хил. 301. Л. 125; Рила 1/20 (48). Л. 90.
19 Легенда о кровомешителе // ПамСРЛ. Т. 1. С. 415 - 423; БНБ 740. Л. 102 - 105.
20 Поскольку составителями большинства вопросников являлись мужчины, вопрос этот задавался, как правило, лишь по поводу сестер. В особых случаях, когда вопросник оказывался сформулирован в расчете на женщину [Алмазов. Т. 3. С. 160), епитимья за это прегрешение оказывалась необычно легкой " всего лишь год. Возможно, автор вопросника исходил из того, что женщина вряд ли брала на себя инициативу в сексуальных отношениях и, следовательно, была менее виновна, чем ее брат.
21 Напр.: Алмазов. Т. 3. С. 277 (2 года); САНИ 124 (29). Л. 56 (3 года), 168 (12 лет); БНБ 246 (103). Л. 138 (4-5 лет), 156 (15 лет или 3 года и 500 земных поклонов); НБС 10. Л. 26 (15 или 20 лет); РГИМ Син. 227. Л. 196 (12 лет); Троицки. С. 69 (15 лет, или 3 года и 300 земных поклонов).
22 Напр.: Ват.-Бор. 15. Л. 476, 478; Хил. 301. Л. 125.
23 Хил. 378. Л. 167.
24 ДКУ. С. 95.
25 Напр.: САНИ 122 (47). Л. 13 (устанавливает 15 лет или 3 года сухого поста и 250 земных поклонов " за родную сестру и 12 лет или 2 года сухого поста и 150 земных поклонов " за единокровную или единоутробную сестру).
26 САНИ 124 (29). Л. 53, 168 (14 лет); Алмазов. Т. 3. С. 146 (9 лет и 150 земных поклонов). Устав Ярослава приводит сумму штрафа в размере от 30 до 40 гривен, дополняющую епитимью; ДКУ. С. 95.
27 Хил. 301. Л. 84 (с теткой - 12 лет); Алмазов. Т. 3. С. 104, 159, 148 (с теткой или свояченицей жены ? 5 лет); Синтагмат. С. 176 ? 177;Павлов. С. 74 - 76.
28 См.: Алмазов. Т. 3. С. 146 (10 лет, 250 земных поклонов); Смирнов. Материалы. С. 30 (16 лет, 1800 земных поклонов); Хил. 301. Л. 84 (10 лет), 125 (12 лет, 170 земных поклонов); САНИ 124 (29). Л. 7 (12 лет, 170 земных поклонов), 46 (9 лет), 56 (3 года); САНИ 123 (28). Л. 27 (10 лет или 2 года и 150 земных поклонов), 27об. (1 год или 2 года и 1 месяц и 150 земных поклонов).
29 Вскоре после официального принятия Болгарией христианства местное церковное право стало проявлять интерес к вопросам родства между дальней родней, доказательством чему служат вопросы царя Бориса Папе по этому поводу, см.: Извори за българската история. Т. VII: Латински извори за българската история. София, 1960. С. 90.
30 Хил. 169. Л. 76 (10 лет, 150 земных поклонов); Дечаны 70. Л. 225 (9 лет или 1 год и 4 месяца и 150 земных поклонов); САНИ 123 (28). Л. 27 (9 лет или 2 года и 150 земных поклонов).
31 Напр.: САНИ 124 (29). Л. 7 - 8 (8 лет, 106 земных поклонов), 46 (3 года, 20 земных поклонов).
32 Известны русские тексты семнадцатого века, запрещавшие сексуальные сношения между троюродными братьями и сестрами, см.: Киев 191. Л. 683; Хил. 302. Л. 76. В обоих случаях епитимья составляла девять лет.
33 Канонические ответы см.: Иоанна П, ст. 23//РИБ. Т. 6. С. 12 ? 13.
34 Описание степеней родства см.: РИБ. Т. 6. С. 143, ст. 1.
35 Сведения об этой семье зафиксированы в соглашении о разделе земли между Аграфеной с мужем и детьми и ее племянником Матвеем. Этот документ дважды был предметом самого тщательного изучения, см.: Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. М. 1981. С. 157 ? 180; Пушкарева Н. Л. Рядная грамота Федора Онкйфовича с Матфеем Ивановичем, XV век: Спорные вопросы герменевтики памятника наследственного права // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. М. 1982. С. 37 ? 50. В. Л. Янин реконструировал генеалогию этой семьи, вставив Онкифа в семейное древо, но не идентифицировал его как отца Аграфениного мужа. Н. Л. Пушкарева убедительно доказывает то, что Аграфена " одна из трех детей: ее брат и сестра (мать Матвея) ушли из жизни раньше нее. В. Л. Янин отмечает, что Аграфена, похоже, унаследовала гораздо больше, чем каждый из ее отпрысков, включая участки, не учтенные в соглашении с Матвеем. Я же предположила (см.: Levin Е. The Role and Status of Women in Medieval Novgorod. Ph. D. dissertation. Indiana Vuniversity, 1983), что эти земли изначально являлись имуществом Федора Онкйфовича, а не Аграфены, и что эти двое были двоюродными братом и сестрой.
36 Христоматия по старобългарска литература. София, 1967. С. 380 ? 381.
37 Рила 1/20 (48). Л. 109 - ПО; Хил. 171. Л. 365. В Западной Европе, начиная с двенадцатого века, Римско-Католическая Церковь предпочитала мириться со слегка кровосмесительными браками, а не разрушать семьи, см.: Brooke. Marriage and Society in the Eleventh and Twelfth Centuries // Proceedings of the Fifth International Congress of Medieval Canon Law, Salamanca, 21"25 September 1976. Pronumenta Iuris Canonici, ser. C: Subsidia. Vatican, 1980. V. 6. P. 26. Наличие недозволенного родства идеально способствовало прекращению несчастливого брака или брака, переставшего быть политически полезным. Наиболее известным из подобных случаев было дело Элеаноры Аквитанской, настаивавшей на разводе с французским королем Людовиком Благочестивым на том основании, что они являлись троюродными братом и сестрой.
38 Рила 1/20 (48). Л. 185 (от 8 до 10 лет); САНИ 124 (29). Л. 56 (7, 8, 10 или 12 лет). Алмазов (Т. 3. С. 151) приводит покаянный вопрос, относящийся к гомосексуальному кровосмесительству с племянником, однако размер епитимьи им не приводится.
39 Хил. 169. Л. 74. По поводу западноевропейских брачных канонов применительно к сватам см.: Brundage. Law, Sex, and Christian Society. P. 193 - 194.
40 Напр.: Алмазов. Т. 3. С. 277 (2 года), 144 (3 года); Хил. 628. Л. 15 (10 лет); НБС 654. Л. 109 (10 лет или 2 года поста и 150 земных поклонов); Смирнов. Материалы. С. 30 (12 лет и 1800 земных поклонов).
41 Напр.: САНИ 123 (28). Л. 27 (11 лет или 2 года и 1 месяц и 150 земных поклонов); САНИ 122 (47). Л. 13 (2 года и 150 земных поклонов); Алмазов. Т. 3. С. 148 (5 лет).
42 См. напр.: Алмазов. Т. 3. С. 150 (2 года); Синай 17 (17). Л. 171 (4 -5 лет); БНБ 245 (103). Л. 126 (11 лет или 2 года и 300 земных поклонов); САНИ 124 (29). Л. 46 (6 лет, 80 земных поклонов), 53 (16 лет), 168 (12 лет); Троицки. С. 69 (11 лет или 2 года сухого поста и 300 земных поклонов).
43 ДКУ. С. 96. Примеры эквивалентных епитимий можно найти: Киев 191. Л. 883 (20 лет); Хил. 169. Л. 75 (15 лет, 160 земных поклонов). В том же самом тексте кровосмесительные отношения между молодой женщиной и дедом ее мужа влекли за собой семилетнюю епитимью и 29 земных поклонов.
44 В качестве академически достоверного примера снохачества см.: Pantelic N. Snahacestvo in Serbia and Its Origin // Ethnologia Slavica, 1971. " 3. P. 171 - 180.
45 Напр.: Алмазов. Т. 3. С. 277 (2 года), 148 (5 лет); САНИ 124 (29). Л. 5 (15 лет, 160 земных поклонов), 46 (6 лет, 8 земных поклонов), 96 (5 лет, 200 земных поклонов); Хил. 305. Л. 24 (Плет), 111 (3 года).
46 Напр.: САНИ 125 (154). Л. 19 (11 лет).
47 Напр.: Хил. 300. Л. 87 - 88.
48 Напр.: Алмазов. Т. 3. С. 147 (2 года); Ват.-Бор. 15. Л. 478 (9 лет, 36 земных поклонов); Печ. 77. Л. 230 (11 лет), 235 (12 лет); САНИ 122 (47). Л. 13 (12 лет или 2 года и 2 месяца и 200 земных поклонов). Правосудие митрополичье, как и Устав Ярослава, приравнивало кровосмесительство с мачехой к сожительству с матерью или сестрой: ДКУ. С. 211; см. также: РГИМ Син. 227. Л. 197.
49 РГИМ Син. 227. Л. 211 ? 214 (здесь приводится развернутая дискуссия по поводу неприемлемости подобных союзов, приписываемая Григорию Пресвитеру и Диодору из Тарсуса).
15*
451
50 См.: Киев 49. Л. 661 (5 лет, 150 земных поклонов); Хил. 628. Л. 16 (11 лет); Хил. 305. Л. 24 (11 лет), 111 (2 года); НБС1-14. Л. 261 (5 лет, 150 земных поклонов), 265 (пожизненное заключение).
51 ДКУ. С. 96.
52 НоваковиН. Законски споменици. С. 575.
53 Ват.-Бор. 15. Л. 478 (6 лет, если грех заведомый, 5 лет, если нет); см. также: САНИ 124 (29). Л. 6.
54 Синтагмат. С. 134 ? 135.
55 НБС 688. Л. 50 - 51 (7 лет).
56 Напр.: Ват.-Бор. 15. Л. 478; Хил. 301. Л. 125 (6 лет, 60 земных поклонов); САНИ 124 (29). Л. 6 (6 лет, 100 земных поклонов), 46 (12 лет).
57 САНИ 124 (29). Л. 46 (8 лет, 200 земных поклонов). Не ясно, почему при последующих браках отношение к согрешившим мужчинам и женщинам было различным.
58 Синтагмат. С. 135 - 137.
59 "Описание степеней родства? - извлечение из русской Кормчей конца четырнадцатого века: РИБ. Т. 6. С. 143 ? 144, ст. 1 и 4; Рила 1/20 (48). Л. 111.
60 Киев 49. Л. 644.
61 Сборник старинных бумаг, хранящихся в музее П. И. Щукина. Папка 5. С. 51 - 52.
62 Синтагмат. С. 136; Описание степеней родства, ст. З // РИБ. Т. 6. С. 143 - 144; Хил. 171. Л. 280 - 291. СПЦВ 197, л. 10 такой союз разрешает, если дядя и племянник остаются ?на своих местах".
63 Синтагмат. С. 136. Другие примеры разрешенных и запрещенных браков при наличии дальнего родства см.: НБС 688. Л. 37; Хил. 466. Л. 59.
64 Синтагмат. С. 137 - 141; Хил. 171. Л. 282.
65 Грбалски Законик, ст. 56 // НоваковиН. Законски споменици. С. ПО.
66 Русскую церемонию семнадцатого века см.: Киев 191. Л. 520 ? 521.
67 Синтагмат. С. 141 ? 142. Примером применения этого правила на практике может служить дело Феодосии, просившей болгарина по происхождению, русского митрополита Киприана, чтобы тот принял решение по поводу обращения в каноническое православие ее приемного сына Тимошки. Киприан постановил, что Тимошка будет пользоваться всеми правами биологического сына, однако, в соответствии с общепринятой на Руси практикой, вдова имела право на внеочередное наследование имения, оставшегося после смерти мужа, см.: Письмо митрополита Киприана вдове Феодосии (1404) // РИБ. Т. 6. С. 241 - 244.
68 Синтагмат. С. 134. Что касается законов об усыновлении (удочерении) на Руси, см.: Szeftel М. Le Statut juridique de l'enfant in Russie avant Pierre le Grand // Recuels de la Societe Jean Bodin pour rhistoire comparative des institutions, 1976. P. 635 - 656, " 36.
69 САНИ 123 (28). Л. 35; Синтагмат. С. 131.
70 "А се грехи...", ст. 54//Смирнов. Материалы. С. 47.
71 Не подкрепляя свои заявления документами, Бркич утверждал (Brkic. Р. 48 - 58), что институт побратимства стал развиваться только в оттоманский период. Упоминание о братьях, породненных кровью, находим в рукописях, датируемых, по крайней мере, четырнадцатым веком.
72 Академическим трудом общего характера по изучению проблемы крестных родителей с особым упором на Западную Европу является: Lynch J. Н. Godparents and Kinship in Early Medieval Europe. Princeton: Princeton University Press, 1986.
73 См.: Наставление митрополита Киприана новгородским священникам (1395) // РИБ. Т. 6. С. 238; Ответ митрополита Киприана аббату Афанасию // Там же. С. 254 ? 255. Киприан, по происхождению болгарин, разрешал участвовать в крещении лишь одному духовному родителю какого угодно пола, но оговаривался при этом, что порядки на Руси отличались от принятых на его родине. Митрополит Фотий также наложил безусловный запрет на привлечение двоих духовных родителей, см.: Наставление митрополита Фотия... об обязанностях священника (прибл. 1431) // Там же. С. 517. Что касается точки зрения меньшинства, см.: Вопросы и ответы... о применении посланий, ст. 60//Там же. С. 868.
74 Поучение Петра митрополита // ПамСРЛ Т. 4. С. 187; Деяния московских соборов. Л. 39.
75 Епитимьей за нарушение этого правила было недопущение к причастию от пятнадцати до семнадцати лет, см: БНБ 324 (520). Л. 4; Хил. 627. Л. 35. Ранние церковные законоположения не содержали такого запрета: он появился в Византии в восьмом веке. Этим положением время от времени пользовались, чтобы получить разрешение на развод в отсутствие доказательств супружеской измены или другого крупного прегрешения " первоначально составители нормы даже в виду не имели ничего подобного, см.: Павлов. Номоканон при Большом Требнике. С. 360 ? 375.
76 Синтагмат. С. 143, ст. 56 (здесь приводятся правила Шестого экуменического собора). Для подобных случаев византийское гражданское право также предусматривало суровые епитимьи, см.: Павлов. Книги закон-ныя. С. 73.
77 САНИ 122 (47). Л. 13 (11 лет или 2 года и месяц и 150 земных поклонов); Киев 191. Л. 683 (11 лет); Хил. 378. Л. 167 (5 лет, 150 земных поклонов); Дечаны 70. Л. 225 (три вида епитимьи: 20 лет; 4 года и 300 земных поклонов; а также год и месяц при 150 земных поклонах); САНИ 124 (29) (здесь также приводятся многочисленные епитимьи, относящиеся к различным разделам: л. 46 (9 лет, 300 земных поклонов), 53 (от 8 до 10 лет), 73 (9 лет, 150 земных поклонов), 168 (10 лет)); Смирнов. Материалы. С. 30 (15 лет, 1800 земных поклонов " если холост, 16 лет " если женат); Хил. 169. Л. 74 (5 лет на хлебе и воде).
78 Напр.: Хил. 301. Л. 84 (20 лет); Киев 49. Л. 661 (12 лет, 300 земных поклонов); Синай 17 (17). Л. 171 (от 5 до 6 лет). Покаянные вопросники для женщин предусматривали епитимью за секс с крестным отцом продолжительностью в пять лет {Алмазов. Т. 3. С. 160, 162, 163). В одном из болгарских апокрифов, где описывалось нисхождение Богоматери в ад, той пришлось наблюдать мучения, которым подвергались занимавшиеся сексом с крестными родителями, а заодно и те, кто блудил с матерями, тещами, сестрами, см.: Карате Е. Паметницы от Кратово // Сборник за народ-ни умотворения наука и книжнина, 1896. Т. 13. С. 269 ? 271.
79 ДКУ. С. 95.
80 Синтагмат. С. 144; Прохейрон, ст. 17 //Павлов. Книги законныя. С. 84.
81 САНИ 124 (29). Л. 74 (5 лет, 36 земных поклонов); Хил. 169. Л. 80; Хил. 302. Л. 1.
82 См. напр.: Смирнов. Материалы. С. 154, 242 (9 лет); Хил. 169. Л. 74 ? 75 (5 лет на хлебе и воде).
83 СВПЦ 197. Л. 1. Отвечая на вопрос болгарского царя Бориса, Папа Николай I повторил то же и в отношении римско-католических правил по поводу браков между потомками крестных родителей и крестных чад, см.: Извори за българската история. Т. VII. С. 66 ? 67.
84 Хил. 169. Л. 74.
85 СВПЦ 197. Л. 14.
86 САНИ 123 (28). Л. 155 - 170; СВПЦ 197. Л. 12 - 18.
87 Напр.: Хил. 627. Л. 36.
88 НБС 10. Л. 59.
89 Напр.: Смирнов. Материалы. С. 66 (8 лет); Вопросы и ответы пастырской практики //РИБ. Т. 6. С. 864 (15 лет); Рила 1/20 (48). Л. 83 - 84 (7 лет, 100 земных поклонов), 193 (5 лет). О детях побратимов см. также: Киев 49. Л. 662 (5 лет, 36 земных поклонов).
90 Напр.: Ват.-Бор. 15. Л. 481; Киев 49. Л. 661 - 662; Рила 1/20 (48). Л. 104 - 104об.; Хил. 169. Л. 80.
91 Напр.: САНИ 124 (29). Л. 73 (3 года, 36 земных поклонов); Ват.-Бор. 15. Л. 481 (4 года, 66 земных поклонов); Рила 1/20 (48). Л. 104 (5 лет, 66 земных поклонов).
92 Ответы константинопольского патриарха на вопросы Феогноста, епископа сараевского, ст. 30//РИБ. Т. 6. С. 138.
93 Киев 49. Л. 640 - 641; Хил. 171. Л. 277 - 278.
94 Вполне возможно было бы изучить и модели аристократических браков, но такая работа до сих пор почти не предпринималась. Монография: Бычкова М. Е. Родословные книги XVI ? XVQ вв. М. 1975 - первый шаг к ознакомлению с генеалогическими источниками позднего Средневековья на Руси, однако самих генеалогий автор не реконструирует. См. также: Янин В. А Новгородская феодальная вотчина (здесь предложены родословные схемы для ряда главных новгородских фамилий двенадцатого " пятнадцатого веков, однако автор сосредоточивает свое внимание на наследовании владений и распределении земель, а не на межсемейных связях).
95 Dworzaczek W. L. Genealogia. Warszawa, 1959. Схемы 21 ? 31.
96 Baumgarten N. de. Genealogies des branches regnantes des Rurikides du ХШе au XVIe siecle // Orientalia Christiana. V. 35. Rome: Pontifical Institute, 1934. P. 38 - 43.
97 Как пример запрета см.: Киев 49. Л. 644 ? 645.
98 Что касается дискуссий по поводу политических обстоятельств, сопутствовавших этим бракам, см.: Fine J. V. A. The Late Medieval Balkans. Ann Arbor: University of Michigan Press. 1987. P. 91 ? 129. Автор предполагает, что Борил женился на вдове Калояна для закрепления у себя в стране легитимности собственного правления. Однако трудно понять, как этот незаконный союз мог способствовать достижению подобной цели. Гораздо разумнее предположить, что этот брак рассматривался с точки зрения преимуществ союза с половцами.
99 См.: Dworzaczek; Божилов И. Фамилията на АсеневШ: Генеалогия и просопография. София, 1985. С. 106 - ПО, ИЗ - 114.
100 Сборник старинных бумаг, хранящихся в музее П. И. Щукина. М. 1898. С. 102 - 105.
101 Это объяснение подсказал мне Предраг Матейич.
Комментариев нет:
Отправить комментарий