Аллюзии к китайской классической литературе в сериале "Далёкие странники" (про имена персонажей и не только)

Китайский сериал «Далёкие странники» — это трибьют классическим фильмам и сериалам в жанре боевой фэнтези (уся): адаптациям романов Цзинь Юна и Гу Луна, популярным в 80-90е гг 20-го века. Сапковский как-то сказал про Толкина, что тот проехался по Артуровскому мифу, как лихой казак по Донской степи, вот и «Странники» так же лихо проехались по той, классической, уся — хотя и с меньшей долей переосмысления, но зато весело, с гиканьем, присвистом и бубенцами. Сюжетообразующая охота за трактатом с описанием секретной техники, разделение мира боевых искусств (цзянху) на «тёмные учения» и «праведные школы», совместное падение влюблённых с обрыва (дважды!), пошедшая не по плану конференция мастеров боевых искусств (тоже дважды!), десятка зловещих и эксцентричных Призраков из Долины Призраков, вездесущее Братство нищих и многое-многое другое из того, что присутствует в сериале — всё это характерные для жанра уся тропы, типажи и сюжетные ходы.

Сериал буквально проникнут поэзией, благодаря не только автору книги-первоисточника — Priest, но и сценаристке — Сяо Чу 小初, существенно переработавшей оригинал. Действие происходит в основном в Цзяннани - области к югу от нижнего течения Янцзы, знаменитой своими поэтическими и культурными традициями: в местах, многажды описанных в старинных стихах. Герои, прежде всего Вэнь Кэсин, то и дело цитируют строки знаменитых поэтов (большинство этих строк известны китайскому зрителю не хуже, чем русскому — «Мороз и солнце; день чудесный!») А имена персонажей содержат отсылки к классической литературе — это сделано, чтобы лучше раскрыть их образы, иногда с неожиданной стороны.

Прозаические переводы стихов в этой статье выполнены в меру моих скромных способностей, с учётом комментариев и перевода на современный китайский, если таковые удалось найти (если удалось, то ссылки на них приведены под переводом). Я переводила и те стихотворения, для которых уже есть рифмованный перевод на русский: иногда существующие переводы отличаются от китайского толкования. На поэтичность мои переводы не претендуют и не всегда являются точным подстрочником — задачей в первую очередь было передать смысл, необходимый для понимания отсылки. Если кто-то заметит неточность или ошибку, с благодарностью исправлю.

Вэнь Кэсин, Чжэнь Янь и Чжоу Сюй

Вэнь Кэсин 温客行: его имя состоит из иероглифов «гость», «путешественник» 客 и «идти» 行. Вместе 客行 означает «странствовать», «путешествовать вдали от дома». 

客行 kèxīng является омофоном для 客星 kèxīng — «звезда-гость», т.е. звезда, появляющаяся на небосклоне нерегулярно (так в древности называли новые и сверхновые звёзды). В традиционной китайской астрологии к появлению на небе звезды-гостя относились насторожённо: часто она сулила беды и потрясения стране. Вот и Вэнь Кэсин, подобно такой звезде, внезапно появился в цзянху, неся с собой хаос и несчастья.

Выражение 客行 часто встречается в китайской поэзии и обладает определённым поэтическим ореолом. 

Имя Вэнь Кэсина является отсылкой к знаменитому стихотворению Ван Ваня (693-751?) «Доезжаю до подножия горы Бэйгушань» [1]:

客路青山外，行舟绿水前。

潮平两岸阔，风正一帆悬。

海日生残夜，江春入旧年。

乡书何处达，归雁洛阳边。

Страннику путь за зеленой горой пролег.

Лодка его бирюзовой рекой плывет.

Ровен разлив — и два берега далеки.

Ветер прямой — и на глади парус один…

Солнце в морях на исходе ночи взошло.

В водах весна вдруг вторгается в старый год.

Письма родных где в дороге меня найдут?

Стаи гусей, возвращаясь, летят в Лоян!

(Перевод Л.З. Эйдлина)

Странника путь - вдоль зелёных (т.е. покрытых лесом) гор; следует лодка по зелёным (т.е. глубоким) водам.

Прилив на пике — оба берега вровень с речным простором; одинокий парус, послушный ветру, высок и прям.

Солнце встаёт над водой, разгоняя сумерки; ещё в старом году в Цзяннани уже воцарилась весна.

Письма, отправленные из дома, в каком же краю найдут меня? Гуси, летящие на север, пожалуйста, заберите меня с собой обратно в Лоян!

(https://so.gushiwen.cn/shiwenv_720b46d38537.aspx)

Цзяннань — область к югу от нижнего течения Янцзы (собственно, там в основном и происходит действие «Странников»).
Лоян — одна из старинных столиц Китая, город в совр. провинции Хэнань.

Дикий гусь - здесь: символ послания, а также изгнания на юг и тоски по родным местам. (Про символизм дикого гуся в Китае см. тут: https://aoimevelho.blogspot.com/2022/06/blog-post_7.html)

Странник переправляется ранней весной в лодке на южный берег Янцзы, в Цзяннань, но сердце его стремится вместе с перелётными дикими гусями обратно на север. Надо сказать, что юг за Янцзы долгое время был местом ссылки, куда по доброй воле никто не отправлялся: там северян ждали болезни, от которых у них не было иммунитета, москиты, ядовитые насекомые и гады, враждебные «варварские» племена (наньмань 南蛮, к которым в «Странниках» принадлежат Се-ван, Уси и, по-видимому, Цинь Сун и Ду Пуса), невыносимо сырой и влажный климат... В общем, эдакая Сибирь Поднебесной. Конечно же, это нашло отражение в поэзии. Только где-то, наверное, с конца эпохи Тан, в силу ряда причин, образ земель за Янцзы в поэзии становится более позитивным: культурный центр, а не опасная окраина.

«Зелёная гора» 青山 из первой строки напоминает о горе Цинъя 青崖山, «Горе зелёных (т.е. лесистых, поросших зеленью) утёсов», обители Призраков. А всё стихотворение говорит об одиночестве Вэнь Кэсина, его жизни, несущей его подобно бурному потоку, тоске по родному дому.

Имя «Вэнь Кэсин» персонаж выбрал сам (несомненно, при этом он сознательно назвался «странником в чужом краю»), а его настоящее имя — Чжэнь Янь 甄衍.

Фамилия «Чжэнь» 甄 zhēn является омофоном для 真 zhēn — «правдивый», «истинный»: в самый раз для настоящей фамилии. В сериале фамилию «Чжэнь» отец Вэнь Кэсина, Чжэнь Жуюй, получил, когда его усыновила семья Чжэнь, а «Вэнь» — фамилия, которую он носил до этого. Поскольку клан Чжэнь изгнал Чжэнь Жуюя, то Вэнь Кэсин посчитал для себя невозможным продолжать носить их фамилию.

«Янь» 衍 означает «растекаться», «разливаться», что отсылает к стихотворению Ван Ваня, приведённому выше. А если из иероглифа 衍 убрать элемент «вода» (три «капли» в центре), то останется 行 — «син» в «Кэсин» 客行: прозрачная вещь для китайского зрителя, но теряющаяся в переводе на другие языки. Потому-то Чжоу Цзышу и бьёт себя по лбу: как же он сразу не догадался, кто такой Вэнь Кэсин на самом деле!

При знакомстве с Вэнь Кэсином Чжоу Цзышу назвался «Чжоу Сюй» 周絮. В сериале Вэнь Кэсин объяснил значение этого имени: 絮 — это летящий по воздуху ивовый пух, символ эфемерного, непостоянного. «Летучая паутинка, ивовый пух» 游丝飞絮 — метафора для непостоянных, легкомысленных людей: куда подует ветер, туда летят и они. Можно сказать, что Чжоу Цзышу назвал себя «перекати-полем».

Имя, выбранное Чжоу Цзышу, красиво перекликается с именем, выбранным Чжэнь Янем: и «сюй» 絮, и «кэсин» 客行 подразумевают странствия, людей «без роду, без племени», оторванных от своих корней и своего родного дома.

Тан Цю 唐求 (конец эпохи Тан), «Странник» 客行:

上山下山去，千里万里愁。
树色野桥暝，雨声孤馆秋。
南北眼前道，东西江畔舟。
世人重金玉，无金徒远游。 

Вверх на гору, вниз с горы идти; тысячу ли, десять тысяч ли тосковать.

Цвет листвы ночью на деревенском мосту; шум дождя осенью в одиноком павильоне.

Дорога перед глазами - на север и юг; лодка - на восточный и западный берег реки.

Обычные люди отягчены золотом и нефритом (т.е. богатством); [а те, кто] без золота пешком идут в дальние странствия.

Гу Сян, Хунлу, Юньцзай — и снова Вэнь Кэсин

Имя Гу Сян 顾湘 — отсылка к стихотворению Вэнь Тинъюня (812-870) «Утро в горах Шаншань» [1], и в нём же мы снова встречаем имя Вэнь Кэсина 客行:

晨起动征铎，客行悲故乡。

鸡声茅店月，人迹板桥霜。

槲叶落山路，枳花明驿墙。

因思杜陵梦，凫雁满回塘。

故乡 gùxiāng означает «родина», «родные места» и является омофоном имени Гу Сян 顾湘 gù xiāng. 

Целиком фраза 客行悲故乡 kèxíng bēi gùxiāng переводится как «Странник в пути тоскует по родному краю»: тут снова обыгрывается тоска Вэнь Кэсина по утраченному дому и семье. На слух эту фразу можно понять и как «Странник тоскует по родине», и как «Кэсин тоскует по Гу Сян».

Имя для Гу Сян придумал Вэнь Кэсин. Несомненно, он сознательно использовал омофонию 顾湘 и 故乡: «Гу Сян» = «родные края». Эта девочка стала для него и памятью о том, кем он был когда-то, и заменой родному дому, ведь дом прежде всего там, где дорогие нам люди.

С рассветом снова в путь. Качнулся бубенец,

И сердце замерло. Как отчий край далек!

Крик петуха. Свет призрачный луны.

Заиндевелый мост, следы от чьих-то ног.

Слетает с дуба на тропинку лист,

Цвет померанца белый над стеной,

И мне невольно грезится Дулин,

Где перелетных птиц в прудах полным-полно.

(Перевод М.И. Басманова)

Когда я просыпаюсь на рассвете, уже раздаётся звон бубенцов на повозках; странник, отправившийся в путь, тоскует по родному дому.

Поют петухи, на постоялый двор под тростниковой крышей ещё светит луна; отпечатки человеческих следов повсюду в беспорядке, на деревянном мосту — иней [ранней весны].

Листья дуба падают на горную дорогу; цветы понцируса озаряют глинобитные стены почтовой станции.

От этой картины вспомнилось, что прошлой ночью видел во сне Дулин — как стаи уток и гусей беззаботно играют в [весенних] водах пруда.

(https://baike.baidu.com/item/%E5%95%86%E5%B1%B1%E6%97%A9%E8%A1%8C)

Понцирус — это холодостойкий декоративный цитрус с колючими ветками и красивыми, но несъедобными плодами.
Дулин — местность к юго-востоку от старинной столицы, Чанъани.

Унылая, недружелюбная картина тёмного и морозного утра ранней весны в горах (снова намёк на гору Цинъя) заставляет странника грезить о тёплой весне на родине, с тоской вспоминать родные края, куда перелётные птицы (гуси и утки) уже вернулись, а он — нет.

Лист дуба, упавший на горную пустошь — судьба Цао Вэйнина, погибшего на горе Цинъя, расцветающий горький цитрус — судьба Гу Сян, принёсшая ей горькие плоды. [1]

Птицы беззаботно плещутся в волнах — но увидеть их можно только во сне, так же, как теперь только во сне можно повстречать Гу Сян и Цао Вэйнина. [1] Листья дуба завяли и осыпались, нежное цветение понцируса обернулось горечью. 

Отношения Гу Сян и Цао Вэйнина — это популярный в уся и сянься троп, сродни Ромео и Джульетте европейской литературы, только тут враждуют не семьи, а подходы к изучению боевых искусств: «тёмное учение» 魔教 mójiāo, к которому принадлежит Гу Сян, против «праведной школы» 正派 zhèngpài, к которой принадлежит Цао Вэйнин. Как правило, в китайском фэнтези такие отношения заканчиваются трагически.

Слово «Сян» 湘, являющееся именем Гу Сян — это известная река Сян, которая часто фигурирует в китайском фольклоре и поэзии. Река Сян течёт в Цзяннани (уже упоминавшейся области к югу от нижнего течения Янцзы, где в основном и происходит действие «Странников») и впадает в знаменитое озеро Дунтин (на котором расположена одна из школ Союза Пяти озёр — школа Юэян). По легенде, когда погиб древний царь-мудрец Шунь, его жёны, Эхуан и Нюйин, искали его тело вниз по течению реки Сян до самого озера Дунтин. Они проливали горькие слёзы, и те, падая на бамбук, оставляли на нём следы, поэтому с тех по берегам реки Сян растёт пятнистый бамбук «тинчжу» 斑竹. Таким образом, в имени Гу Сян уже содержится намёк на печальную судьбу, утрату и слёзы.

Персонаж Гу Сян напомнил китайским зрителям Хуан Жун, героиню романа Цзинь Юна "Биографии героев, стрелявших в беркутов"/Legend of the Condor Heroes/射鵰英雄傳. В свою очередь, Вэнь Кэсин своей эксцентричностью похож на отца Хуан Жун, Хуан Яоши по прозвищу "Восточный Еретик". Отношение Вэнь Кэсина к Цао Вэйнину - точь-в-точь отношение Хуан Яоши к своему потенциальному зятю - протагонисту романа, Го Цзину, и заставляет вспомнить бесмертное "Жениться надо на сироте".

Интересны также имена девушек-певичек, которых взяла к себе Гу Сян: Хунлу 红露 («Красная роса») и Юньцзай 云栽 («Облачные всходы»). Эти имена взяты из стихотворения Гао Чаня (702-765) «Обращаюсь к шилану Гао» [1]:

天上碧桃和露种，

日边红杏倚云栽。

芙蓉生在秋江上，

不向东风怨未开。

На небе персик яшмовый цветет средь вешних рос,

У солнца в пышном облаке алеет абрикос.

Но лотос белый — тот, чей дом — Осенняя Река,

Восточный ветер не корит, что сам не цвел пока.

(Перевод Б. Мещерякова)

На Небесах нефритовые персики питаются росой, на Солнце красным абрикосам служат подпорками облачные всходы.

Лотосам, растущим на берегах реки Цюцзян (т.е. «Осенняя»), не следует жаловаться на восточный (т.е. весенний) ветер, что они пока не расцвели.

(http://www.guoxuemeng.com/mingju/427942.html)

В первой строке описываются Хунлу и Юньцзай: они прекрасны — но благоденствуют, лишь пока полагаются на чью-то защиту, и гибнут, когда их покровитель их подводит. [1]

Получается, лотос, не успевший расцвести из-за неблагоприятных условий, о котором идёт речь в заключительных строках — намёк на судьбу самой Гу Сян. [1]

Имена глав Союза Пяти озёр и иже с ними: Гао Чун, Чжао Цзин, Шэнь Шэнь, Дэн Куань, Сун Хуайжэнь, Се Уян. «Сердце любимого со мной, моё сердце с любимым»

Гао Чун 高崇, Чжао Цзин 赵敬, Шэнь Шэнь 沈慎, Дэн Куань 邓宽, Сун Хуайжэнь 宋怀仁 — все эти имена имеют в основе ключевые добродетели конфуцианской философии, но автор не относится к этому всерьёз, а обыгрывает в ироническом ключе. [1]

«Чун» 崇 — «величие», «благородство» (а вместе с фамилией получается «гао чун» 高崇 — «высокое величие»). Имена учеников Гао Чуна: «Куань» 宽 — «милость», «великодушие», «Хуайжэнь» 怀仁 — «преисполненный гуманности» (имя Се Уяна выбивается из этого ряда, но о нём ниже). Гуманность 仁 — основная добродетель конфуцианства, а благородство и милосердие — одни из важнейших в конфуцианстве ценностей. Однако представители школы Юэян, включая самого Гао Чуна — самые грубые, заносчивые и тщеславные в цзянху, не проявляющие ни гуманности, ни великодушия, ни благородства.

«Цзин» 敬 означает «уважение», «вежливость», «почтительность», однако Чжао Цзин уважителен только на словах: его вежливое обхождение — это его оружие, благодаря которому он втирается в доверие к людям, чтобы потом их использовать и губить.

«Шэнь» 慎 — «внимательность», «благоразумие», «осмотрительность», однако Шэнь Шэнь не проявляет ни благоразумия, ни осмотрительности и ведёт себя с точностью до наоборот.

Ещё в копилку таких ироничных имён — имя Лун Сяо 龙孝, сына Лун Цюэ, хозяина палат Лунъюань 龙渊阁: «сяо» 孝 — это сыновняя почтительность, краеугольная добродетель конфуцианства. Хороший выбор имени для того, кто посадил своего отца на цепь! 

Лунъюань 龙渊, или Драконовая Бездна — название легендарного меча, изготовленного оружейником Оу Ецзы в эпоху Сражающихся царств: 七星龙渊 "Драконовая бездна Семи звёзд", т.е. Большого Ковша, имеющего в Китае сакральный статус. 

«Цюэ» 雀 в имени Лун Цюэ 龙雀 означает «воробей», а имя + фамилия вместе букв. переводятся как «драконий воробей»: это мифическая птица, а также название ещё одного легендарного меча, 大夏龙雀, "Лунцюэ из Великого Ся". По одной версии, под Великим Ся подразумевается легендарное царство, якобы существовавшее на территории Китая в доисторическую эпоху, по другой — меч был выкован вождём сюнну (хунну) Хэлянь Бобо, основавшим в 407 царство Ся на севере Китая. 

В этом же ироничном ключе названа усадьба, где располагается школа Тайху семьи Чжао: Саньбай 三白. У выражения «саньбай» 三白 (букв. «три белых») есть несколько значений, в т.ч. «рис, соль и редис» — самая простая и доступная еда, пища бедняков, а в переносном смысле — простая, скромная и безыскусная жизнь, что иронически противопоставлено образу жизни Чжао Цзина. Т.е. на русский название усадьбы можно было бы перевести как «На хлебе и воде».  

Се Уян 谢无恙 — один из учеников школы Юэян, однако он, как и Сун Хуайжэнь, на самом деле служит не Гао Чуну, а Чжао Цзину, своему названому отцу (ифу 义父). Выражение «уян» 无恙 («быть в добром здравии», «быть благополучным», букв. «без бед») происходит из заключительных строк поэмы Сун Юя (3 в. до н.э.) «Девять рассуждений» [1]:

赖皇天之厚德兮，还及君之无恙！

…И поддержку найдя в щедрой силе Великого Неба,

Возвращу, государь, процветание нашей стране!

(Перевод М.Е. Кравцовой)

Мой подстрочник:

Опираясь на щедрые милости всемогущего Неба, возвращу государю жизнь без бед!

Поэма весьма длинная, целиком на русском её можно прочитать здесь: https://chinese-poetry.ru/poems.php?action=show&poem_id=41

Казалось бы, радостные и оптимистичные строки. Однако вся поэма проникнута тоской, она повествует об одиночестве, тяжких думах, и, хотя в конце и срывается в бравурный тон, однако это происходит уже после того, как измученный лирический герой принимает решение умереть. Стихотворение недвусмысленно предсказывает печальную участь Се Уяна, убитого (за кадром) Се-ваном:

...О, как горько, что цветок орхидеи, едва лишь раскрыв лепестки,

Затерялся в пышных покоях среди изобилия трав.

Не успев отцвести, не оставив семян,

Он был залит дождем и, подхваченный ветром, вдаль унесен.

А ведь это для Вас, государь, орхидея цвела,

Но ее аромат не смогли отличить Вы от запаха прочих цветов...

Как обидно и горько, что мыслям моим Вас, государь, не достичь!..
(Перевод М.Е. Кравцовой)

А эти строки поэмы, как мне кажется, красноречиво говорят об отношении Се Уяна и прочих названых сыновей (ицзы 义子) к Чжао Цзину:

…Есть, правда, один прекрасной души человек, чье сердце ко мне не охладело.

Я покинул родные края, расстался с семьей, стал бездомным скитальцем,

Ухожу все дальше и дальше, и где-то остановлюсь?..

Думы только о Вас, государь, и нет им предела!

Знаю, это неведомо Вам, что же тут можно поделать?

А мысль все настойчивее, а печаль все острее,

До того измучил себя, что забыл о еде и делах…

Мне Вас бы увидеть один только раз, чтоб о чувствах своих поведать,

Вы душой неизменны, о мой государь, как и прежде я Вам любезен.

Вот сейчас подстегну коня да поеду обратно к дому,

Только к Вам все равно не допустят меня, я лишь сердце сильней растревожу…

И стоит неподвижно повозка, я сижу, непрерывно вздыхая,

Неуемные катятся слезы, словно дождь, все вокруг орошая.

Никогда с ним не буду вместе – не дано это, не дано!

А душа разрывается-мечется, и не сделаешь ничего! –

Сам себя утешая, желаю, чтоб мечтам наступил конец,

Сердце - что ж: поболит-пострадает, а потом и ему надоест...
(Перевод М.Е. Кравцовой)

Поэма Сун Юя обращена к правителю государства, однако в силу особенностей поэтического стиля её легко спутать с любовной лирикой. Неудивительно, что некоторые считают, будто принадлежавший к одному с Сун Юем направлению поэт Цюй Юань был любовником своего государя, Хуай-вана, и утопился, утратив не просто расположение владыки, а его любовь. Возможно, отсюда идёт традиция отождествлять в стихах государя с возлюбленным: часто, когда поэт описывает мысли брошенной женщины, страдающей от одиночества, на самом деле он сетует, что это его государственным талантам не нашлось места при дворе (например, многие стихи Ли Бо, на первый взгляд кажущиеся любовной лирикой, написанной от лица женского персонажа, надлежит рассматривать именно так). Этим можно было избежать придирок цензуры и обвинений в неуважении к власти — и одновременно выразить собственную досаду.

Раз уж речь зашла о Чжао Цзине, скажу и о фразе, которую он использовал в отношениях с Ло Фумэн: 君不负我，我不负君。

Эта фраза — вовсе не зловещее, какое-то мафиозное предупреждение, как в англопереводе («You won't fail me, I won't fail you», «Ты не подведёшь меня — я не подведу тебя», ты мне — я тебе, кто не со мной, тот против меня...) Подобные примитивные угрозы были бы совершенно не в характере Чжао Цзина и не отвечали бы эффекту, производимому этой фразой на Ло Фумэн и Се-вана, поэтому я постаралась выяснить, отсылкой к чему она является (старинное слово 君 буквально кричало, что это что-то из классики). 

Полагаю, это отсылка к довольно известному стихотворению «На мелодию "Предсказание"卜算子» Ли Чжии (1048-1117) 李之儀: 

我住长江头，君住长江尾。

日日思君不见君，共饮长江水。

此水几时休，此恨何时已。

只愿君心似我心，定不负相思意。

Я на Чанцзян живу, в ее истоке,

А вы в низовье той реки живете.

Мы друг о друге

Думаем с любовью,

Но встречи

Нам судьба не уготовит,

Хоть из Чанцзян, как я,

Вы ту же воду пьете.

Когда поток иссякнет бесконечный,

Когда придет конец моей печали?..

Хочу, чтоб вечно

Вы со мною были

И на меня

Обиду на таили

Из-за того,

Что я о вас скучаю.

(Перевод М.И. Басманова)

Мой перевод с учётом перевода на современный китайский и комментариев:

Я живу в верховьях Янцзы, [мой] любимый живёт в низовьях Янцзы.

День за днём думаю о любимом, но не вижу его, хотя мы вместе пьём одну воду из Янцзы.

Эти воды когда остановятся? Эта боль [от разлуки] когда иссякнет?

Только бы сердце любимого было едино с моим, и я оправдаю его непрестанную тоску обо мне (или: и я не пренебрегу его непрестанной тоской обо мне; или: тогда его непрестанная тоска обо мне будет не зря).

(https://baike.baidu.com/item/%E5%8D%9C%E7%AE%97%E5%AD%90%C2%B7%E6%88%91%E4%BD%8F%E9%95%BF%E6%B1%9F%E5%A4%B4/10953709)

Это стихотворение Ли Чжии написал, когда на склоне лет, потеряв детей и жену и будучи понижен в должности и сослан на юг, встретил там куртизанку Ян Шу, в которую влюбился. Слушая игру Ян Шу на гуцине, он написал для неё несколько стихотворений-песен. Говорят, стихотворение «На мелодию "Предсказание"» было сочинено Ли Чжии, когда он вместе с Ян Шу прогуливался по берегам Янцзы. Проникновенное по содержанию и в то же время простое и изящное по форме, оно вскоре стало популярной в народе песней.

君 — государь, муж (в т. ч. «благородный муж»), супруг, господин; в старинной речи и в поэзии часто используется как вежливое «Вы». Здесь означает возлюбленного, поэтому я выбрала перевод по смыслу, хотя вариант «Вы» был бы, наверное, более точным. 

不负 — оказываться достойным, заслуживать, оправдывать (надежды, ожидания); не отворачиваться, не пренебрегать, не нарушать.

Т.о. фразу Чжао Цзина 君不负我，我不负君, являющуюся сокращённым парафразом последней строки стихотворения Ли Чжии, можно перевести как-нибудь вроде «[Если] сердце любимого со мной, [то и] моё сердце с любимым», чтобы сохранить и смысл отсылки, и поэтичность. Или «Если наши сердца едины, мы не нарушим нашу любовь».

(Уже после написания статьи я узнала, что это стихотворение Ли Чжии присутствует и в книге-первоисточнике, причём тоже его последняя строка, и тоже в качестве признания в любви: строку 只愿君心似我心，定不负相思意 Вэнь Кэсин чертит на ладони Чжоу Цзышу.)

Когда-нибудь я напишу отдельный пост про литературные отсылки в сериале, а пока что, чтоб не потерялось, оставлю это тут: что за фразы каллиграфирует Чжао Цзин? 

Это цитата из текста «Великое учение» (大学 «Да сюэ»), по преданию написанного Цзэн-цзы, учеником Конфуция, и входящего в конфуцианское Священное писание Четверокнижие. В числе прочего Цзэн-цзы подчёркивал значение принципа «почтительности к родителям» (сяо), считая это гарантией гармоничного мироустройства. Вот «Да сюэ» в одном из конфуцианских храмов:

Полностью предложение, фразы из которого пишет Чжао Цзин, выглядит так: 知止而后有定，定而后能静，静而后能安，安而后能虑，虑而后能得。

Перевод (отсюда http://www.daolao.ru/Confucius/Da_xue/da_xue_yk.htm):

Познать предел [совершенного Добра], а затем можно обрести упорядоченность. Обрести упорядоченность, а затем можно хранить покой. Хранить покой, а затем можно оставаться неколебимым. Оставаться неколебимым, а затем можно строить планы. Строить планы, а затем можно обретать [прибыль].

Моя версия:

Познав меру, обретёшь порядок; обретя порядок, достигнешь покоя; обретя покой, достигнешь умиротворения; обретя умиротворение, построишь замыслы; построив замыслы, приобретёшь выгоду.

По сути, это modus operandi Чжао Цзина, его девиз: не надо торопиться и действовать сгоряча, надо размеренно строить планы и следовать им, сохраняя спокойствие и ясность рассудка.

В 15-й серии Чжао Цзин пишет начало фразы: «Познав меру, обретёшь упорядоченность; обретя упорядоченность, достигнешь покоя» 知止而后有定，定而后能静. В 21й он дарит свиток с этой фразой Се-вану по его просьбе.

В 27-й серии Чжао Цзин пишет дальше: «Обретя покой, достигнешь умиротворения; обретя умиротворение, построишь замыслы» 静而后能安，安而后能虑, но теперь уже не для себя — персонально для Се-вана. Это и пожелание Чжао Цзина нервничающему Се-вану — не спеши, расслабься, скоро всё само упадёт нам в руки, — и объяснение своих действий. Но Се-ван намёка не видит и не понимает, каллиграфию рассматривает только как сувенир от ифу, в смысл фразы не вчитывается и от подарка отказывается.

Вопреки приказу Чжао Цзина, он организовывает нападение на школу Цинфэн, за что получает леща и теряет лицо перед подчинёнными. Не исключено, что, публично унижая Се-вана, Чжао Цзин не просто срывал гнев, а надеялся, что Мо Хуайян не потребует для Се-вана большего наказания. Но Мо Хуайян потребовал. А для Се-вана это стало последним доказательством того, что Чжао Цзину он больше не нужен.

Имена глав Союза Пяти озёр и иже с ними: Лу Тайчун, а также Чжан Юйсэнь и его сыновья

В случае семей Лу и Чжан иронические аллюзии к конфуцианству отсутствуют.

Лу Тайчун 陆太冲 — персонажа с таким именем нет в книге-первоисточнике (впрочем, там нет и Союза Пяти озёр в том виде, как он представлен в сериале). «Тайчун» 太冲 (букв. «великий прорыв») — это важная концепция даосизма, означающее духовную безмятежность, полное душевное спокойствие. Что ж, учитывая, что в сериале Лу Тайчун не появляется вовсе и гибнет где-то за кадром, можно сказать, что он воплощает даосскую идею безмятежности, доведённую до абсурда.

Можно сделать вывод, что семьи Гао, Чжао и Шэнь традиционно придерживаются конфуцианской идеологии, а семья Лу следует принципам даосизма.

Чжан Юйсэнь 张玉森 из школы Цзинху: его имя означает «нефритовый лес». Какого-то скрытого смысла тут найти не удалось.

А вот имена его сыновей, Чжан Чэнфэна 张成峰, Чжан Чэнлуаня 张成峦 и Чжан Чэнлина 张成岭, являются отсылкой к стихотворению Су Ши (1037-1101) «Начертал на стене монастыря Силинь» [1]:

横看成岭侧成峰，

远近高低各不同，

不识庐山真面目，

只缘身在此山中。

Смотришь вдоль — образуют горный кряж, с оконечности — образуют пик.

Издалека, вблизи, с высоты и снизу — отовсюду различны.

Не знаю истинный облик гор Лушань,

Лишь потому, что сам нахожусь в этих горах.

(Перевод: http://chinavsem.ucoz.ru/forum/16-112-7567-16-1487936050)

«Чэн» 成 в именах братьев — это т. н. «идентификатор поколения»: компонент имени, общий для сыновей одного отца. Обычно в контексте имени такой идентификатор не несёт смыслового значения. Смысловые же компоненты имён всех троих связаны с горами: «фэн» 峰 — пик, вершина; «луань» 峦 — отрог; «лин» 岭 — горный хребет.

В книге-первоисточнике имена братьев Чэнлина остаются неизвестными. В сериале имя старшего брата взяли из того же стихотворения Су Ши, что и имя Чэнлина, чтобы зритель уж точно не пропустил эту отсылку, а именем среднего продолжили «горную» тему.

Пока Чжан Чэнлин жил в своей семье, являвшейся частью Союза Пяти озёр — т. е. «внутри гор Лушань», — он не знал ни подлинной сути Союза Пяти озёр, ни того, что представляет собой мир за его пределами. Только покинув родной дом и взглянув извне, он понял, кем на самом деле являются многие люди, узнал много неприятных фактов о Союзе Пяти озёр, да и вообще повзрослел и продвинулся в правильном направлении по пути саморазвития — увидел «истинный облик гор Лушань».

Часто в классической уся, например, в романах Цзинь Юна (самый известный из которых — «Биографии героев, стрелявших в беркутов» 射鵰英雄傳/ Legend of the Condor Heroes), протагонист — подросток, на первый взгляд бесталанный и глупый, но под его глупостью прячется храброе и доброе сердце, а под мнимой бесталанностью — огромный потенциал, спрятанные резервы, которые надо только развить. Если бы сценарий «Странников» писал Цзинь Юн, то Чэнлин был бы протагонистом этой истории. 

Однако и в «Странниках» Чэнлин играет важную роль: он оказывается рассказчиком, и, получается, всю историю мы узнаём с его слов. Но надёжный ли он рассказчик? Видим ли мы «истинный облик гор Лушань», или Чэнлин, как лицо, непосредственно вовлечённое в события, не в состоянии охватить картину целиком?

Е Байи и Жун Чанцин

Имя «Байи» 白衣 означает «белые одежды». В старину так называли простолюдинов: тем, кто не принадлежал к аристократии или не имел чина, а также солдатам, рабам и пр. было запрещено носить одежды ярких цветов (фиолетового, красного, зелёного, синего; позже сюда добавился и жёлтый). Наиболее распространены среди простого люда были одежды «белые» (которые, правда, у подавляющего большинства собственно белыми не были, т.к. изготовлялись из самого дешёвого — некрашеного и небелёного — полотна). 

С этим связана идиома «канцлер в белом»/«канцлер в одежде простолюдина» 白衣宰相 байи цзайсян. Она восходит к хронике «Новая книга Тан», составленной в 11в. при династии Сун, и означает человека без официального поста, который, тем не менее, обладает реальной властью в государстве: так прозвали Линху Хао, сына канцлера поздней Тан Линху Тао. Да, сын канцлера тоже мог формально относиться к категории простолюдинов. 

Простые белые одежды также являлись излюбленной одеждой отшельников и потому стали ассоциироваться с даосскими бессмертными.

Помимо этого, белый цвет в Китае — знак траура: одетый в белое Е Байи не только бессмертный отшельник, он ещё и носит траур по своему лучшему другу, Жун Чанцину.

Белые одежды часто появляются в китайской лирике, например, у Ду Фу в стихотворении «Жалоба» 可叹, фраза из которого «белые одежды [стали] сизыми собаками» 白衣苍狗 стала идиомой: речь здесь идёт про облака и быструю смену их формы и цвета, а идиома означает внезапные перемены.

Это стихотворение в сериале цитирует Вэнь Кэсин:

天上浮云似白衣，

斯须改变如苍狗，

古往今来共一时，

人生万事无不有。

В небе плывущие облака словно белые одежды,

Миг — и стали похожи на сизых псов.

Во все века всё недолговечно,

Человеческая жизнь во всех отношениях неопределённа.

И в самом деле, кто лучше бессмертного Е Байи, потерявшего Жун Чанцина, может понять непостоянство человеческой жизни?

Образ Е Байи 叶白衣 навеян даосским трактатом «Чжуан-цзы» [1]:

藐姑射之山，有神人居焉。肌肤若冰雪，淖约若处子，不食五谷，吸风饮露，乘云气，御飞龙，而游乎四海之外。

«На горе Мяогушэ есть обитель божественных людей. Телом они подобны заледенелому снегу, нежны, как девушки. Они не едят зерна, вдыхают ветер и пьют росу. Оседлав облачный ветер и правя летающими драконами, они улетают за пределы четырех морей.»

Этим же параграфом вдохновлены названия мечей, изготовленных Жун Чанцином — Лунбэй 龙背 («Спина дракона») и Дахуан 大荒 («Великий простор») [1]. 

Мечом Лунбэй пользовался Жун Чанцин, а меч Дахуан — это, как я понимаю, тот самый меч, который он отдал некому бродяге в обмена на трактат с описанием техники Люхэ, способной даровать бессмертие. После смерти Жун Чанцина меч Лунбэй взял себе Е Байи, а свой меч, тогда ещё безымянный (тоже изготовленный Жун Чанцином), он отдал Цинь Хуайчжану, учителю Чжоу Цзышу и хозяину усадьбы Сыцзи 四季山庄 (усадьбы «Времена года»). Поэтому меч, которым пользуется Е Байи в сериале, выглядит так, словно он «с чужого плеча»: широкий и тяжёлый, он не сочетается с внешним видом Е Байи, с его лёгкими развевающимися одеждами. Несомненно, это сделано намеренно, чтобы подчеркнуть, что Лунбэй и вправду не его меч.

Жун Чанцин по прозванию «Повелитель Призраков» 鬼手 был основателем и первым главой Долины Призраков. В сериале говорится, что он и Е Байи вместе начали практиковать дающий бессмертие путь Люхэ 六合神功 liùhé shéngōng как минимум за 100 лет до начала событий сериала.

Люхэ 六合 — многозначный термин. Его основное значение — это шесть направлений: зенит, надир и четыре стороны света, а образно - вся Вселенная, весь мир. В китайской традиционной медицине так называют шесть попарных слияний сосудов-меридианов, по которым движется ци в человеческом организме. В ушу это принцип «Шести соответствий», или «Шести координаций», внешних и внутренних. Вообще 六合 — важное понятие философии Китая, связанное с взаимосвязью и взаимодействием всех вещей во вселенной.

Шэньгун 神功 — духовная работа: как цигун — работа с энергией-ци, только тут работа с духом-шэнь.

Люхэ является техникой парного самосовершенствования. В уся и сянься такие техники обычно используют супруги или влюблённые пары. Иногда они без обиняков называются сексуальными техниками (это не современная придумка: совершенствование при помощи секса родом из даосизма, из весьма древних времён), иногда служат метафорой полового акта, иногда остаются платоническими, но подразумевают духовную близость обоих участников. 

История Жун Чанцина в сериале дана обрывочно, но уже по этим обрывкам понятно, что она отличается от книжной. 

В сериале Жун Чанцин назван колдуном 魔匠 mójiàng («демон» + «мастер»): видимо, в юности он был не самым праведным человеком и лишь потом (после встречи с Е Байи?) раскаялся и решил повернуть к свету: основал Долину Призраков, чтобы дать шанс на исправление другим злодеям и защитить их от мести тех, кому они навредили. В сериале о прошлом Е Байи ничего не известно, но можно нафантазировать, что история Жун Чанцина и Е Байи относится к тому же распространённому типу, что и история Гу Сян и Цао Вэйнина: сходящиеся противоположности из «тёмного учения» и «праведной школы».

Случайно, благодаря самопожертвованию Жун Чанцина (отдавшего Е Байи свою «истинную ци», выступив в качестве «горна», как Вэнь Кэсин для Чжоу Цзышу, — об этом говорится в артбуке: 因知己容长青牺牲自己作为炉鼎), Жун Чанцин и Е Байи открыли истинную суть метода Люхэ, однако непременным его условием было жить в холодных горах и питаться снегом и льдом, т.е. оставить социум. Так что они удалились на гору Чанмин 长明 («Бескрайнего сияния»). Затем Жун Чанцин, по-видимому, всё же спустился с горы, встретил девушку, ставшую его женой, и у них родился Жун Сюань. Впрочем, в сериале жена Жун Чанцина не упоминается вовсе: может быть, Жун Сюань был усыновлён?

(В книге-первоисточнике сначала будущая жена спасает Жун Чанцина, и уже потом он и Е Байи открывают секрет Люхэ, только при этом жертвует собой не Жун Чанцин, а Е Байи. Но с сериальным таймлайном и названным там сроком в минимум 100 лет это не сходится, а также противоречит информации из артбука и внешнему виду Е Байи: его волосы не побелели.)

Жун Сюаня Е Байи берёт себе в ученики, тот крадёт у него трактат с описанием Люхэ (ученик крадёт секретную технику у учителя — очередной распространённый в уся троп), и всё заверте... По словам Е Байи, Жун Чанцин умер после смерти Жун Сюаня, и Е Байи не решился сообщить ему о смерти сына.

Имя Жун Чанцина 容长青 происходит от идиомы 万古长青, несущей противоположный судьбе Жун Чанцина смысл: она означает «вечное процветание», «вечная молодость».

Также имя «Чанцин» является отсылкой к стихотворению Хань Цуна (9 в.) «Весенняя печаль» [1]:

金乌长飞玉兔走，青鬓长青古无有。

秦娥十六语如弦，未解贪花惜杨柳。

吴鱼岭雁无消息，水誓兰情别来久。

劝君年少莫游春，暖风迟日浓于酒。

Летит Золотая ворона (Солнце), скачет Нефритовый кролик (Луна), и нет человека, чьи волосы на висках оставались бы тёмными всегда.

Шестнадцать слов красавицы из Цинь подобны струне, но ещё не пришла пора «вожделеть цветы» и оплакивать ивы.

Из Юйлина, что в У, гуси не приносят вестей; вода клянётся орхидее, что не заставит её долго ждать.

Убеждаю господина — в юности нельзя путешествовать весной: тёплый ветер удлинившихся весенних дней крепче, чем вино.

Я не очень уверена в своём переводе, а перевода на современный китайский или китайских комментариев к стихотворению не нашла.

Красавица из Цинь 秦娥 — это Нунъюй, дочь правителя царства Цинь, Му-гуна: популярный образ, неоднократно появляющийся в стихах.
贪花, букв. «вожделеть цветы» — увиваться за женщинами, развратничать.
Ивы в китайской культуре ассоциируются с расставанием: их ветви дарили друг другу, прощаясь (также они связаны с красивыми женщинами и — в сочетании с цветами — с проституцией, но мне кажется, тут всё же про расставание). 
У — древнее царство У, примерно же места, что и Цзяннань.

От этого стихотворения происходит идиома 乌飞兔走 «ворона летит, кролик скачет», обозначающая быстрый бег времени.

В конце концов, Е Байи не только потерял Жун Чанцина, но и допустил гибель его сына, Жун Сюаня: теперь ему больше незачем жить. Перед смертью он хочет сдержать данное Жун Чанцину обещание: уничтожить Долину Призраков, если та превратится из приюта для раскаявшихся в разбойничье гнездо, если Призраки начнут творить бесчинства.
(В артбуке сказано, что Е Байи поклялся ещё 100 лет назад вместе с основателями Союза Пяти озёр сообща уничтожить Долину Призраков, если Призраки начнут причинять людям зло, и тогда и получил нефритовый жетон 山河令, давший название сериалу на языке оригинала: «приказ гор и рек», т.е. родины, родной земли.)

В силу особенностей техники Люхэ, действия Е Байи в сериале — это намеренное, растянутое по времени самоубийство. Нет человека, чьи волосы на висках оставались бы тёмными всегда: пришла пора и бессмертному Е Байи уступить беспощадно летящему времени.

Второстепенные персонажи из первого эпизода: Цинь Цзюсяо, Би Чанфэн, Цзин Бэйюань, Хэ Юньсин, Дуань Пэнцзю, а также Цзинь-ван — и снова Чжоу Цзышу

Цзин Бэйюань 北渊, Дуань Пэнцзю 段鹏举, Би Чанфэн 毕长风, Юньсин 允行, Цинь Цзюсяо 秦九霄 — их имена «родом» из этого параграфа уже упоминавшегося даосского трактата «Чжуан-цзы» [1]:

北冥有鱼，其名为鲲。鲲之大，不知其几千里也。化而为鸟，其名为鹏。鹏之背，不知其几千里也；怒而飞，其翼若垂天之云。是鸟也，海运则将徙于南冥。南冥者，天池也。齐谐者，志怪者也。谐之言曰：«鹏之徙于南冥也，水击三千里，抟扶摇而上者九万里，去以六月息者也。» 野马也，尘埃也，生物之以息相吹也。天之苍苍，其正色邪？其远而无所至极邪？其视下也亦若是，则已矣。且夫水之积也不厚，则负大舟也无力。覆杯水于坳堂之上，则芥为之舟，置杯焉则胶，水浅而舟大也。风之积也不厚，则其负大翼也无力。故九万里则风斯在下矣，而后乃今培风；背负青天而莫之夭阏者，而后乃今将图南。

«В Северном океане обитает рыба, зовут ее Кунь. Рыба эта так велика, что в длину достигает неведомо сколько ли. Она может обернуться птицей, и ту птицу зовут Пэн. А в длину птица Пэн достигает неведомо сколько тысяч ли. Поднатужившись, взмывает она ввысь, и ее огромные крылья застилают небосклон, словно грозовая туча. Раскачавшись на бурных волнах, птица летит в Южный океан, а Южный океан — это такой же водоем, сотворенный природой. В книге "Цисе" рассказывается об удивительных вещах. Там сказано: "Когда птица Пэн летит в Южный океан, вода вокруг бурлит на три тысячи ли в глубину, а волны вздымаются ввысь на девяносто тысяч ли. Отдыхает же та птица один раз в шесть лун".

[…]

По мелководью большие корабли не пройдут. Если же вылить чашку воды в ямку на полу, то горчичное зернышко будет плавать там, словно корабль. А если поставить туда чашку, то окажется, что воды слишком мало, а корабль слишком велик. Если ветер слаб, то большие крылья он в полете не удержит. Птица Пэн может пролететь девяносто тысяч ли только потому, что ее крылья несет могучий вихрь. И она может долететь до Южного океана потому лишь, что взмывает в поднебесье, не ведая преград.»

Параграф посвящён птице Пэн (она же Куньпэн, Дапэн, Пэн-няо и т. д.) Птица Пэн символизирует величие, большие перспективы, великие свершения. Идиома «путешествие Пэн в 10 тысяч ли» 鹏程万里 означает «наличие светлого/бесконечного будущего». Часто образ птицы Пэн служит метафорой для человека, стремящегося к высшей власти.

Кто же тогда птица Пэн первого эпизода? Это может быть амбициозный Цзинь-ван, жаждущий власти и величия. Или же это может быть Чжоу Цзышу, рванувшийся на свободу и отправившийся в своё «путешествие длиной в 10 тысяч ли». [1]

В «Странниках» титул Цзинь-вана 晋王, т.е Цзиньского князя — это наследный титул правителей округа Цзиньчжоу (совр. провинция Шаньси на севере Китая), пожалованный их предкам-кочевникам за помощь в подавлении восстания. Перевести 王 как «царь» в данном случае нельзя, т.к. над ними существует высшая — императорская — власть; как «принц» тоже нельзя, т.к. по устоявшейся в русском языке традиции принц - сын императора или короля. Остаются варианты «ван» или «князь».

Персонаж по имени Цзинь-ван — это одно из множества отличий тв-адаптации от книги-первоисточника. В книгах Priest Чжоу Цзышу служил Хэлянь И — сыну и наследнику императора вымышленной империи Великая Цин, своему ровеснику; титул "Цзинь-ван" там не упоминается вовсе. В сериале же ни разу не упоминается фамилия "Хэлянь", а Чжоу Цзышу служит Цзинь-вану, Цзиньскому князю, личное имя которого не названо, который не является императорским сыном, а также принадлежит к более старшему поколению, чем Чжоу Цзышу.

«Цзинь» 晋 — это не только обозначение провинции Шаньси, по названию существовавшего там в древности царства Цзинь, но ещё и название династии Цзинь, возникшей, когда клан Сыма в 265 осуществил государственный переворот, свергнув династию Цао. Империя Цзинь ненадолго объединила Китай, закончив эпоху Троецарствия, но почти сразу вслед за этим рухнула из-за династического кризиса и внутренней смуты. Вторгшиеся с севера кочевники довершили дело: весь север Китая оказался надолго потерян, а юг погряз в междоусобных войнах. Можно сказать, что такой титул отражает амбиции Цзиньских ванов и их желание достигать цели нечестным путём.

(В книгах Priest императорская семья носит фамилию «Хэлянь» 赫连. Эта фамилия образована от названия одного из племён сюнну (хунну). Первопредком, от которого происходят все современные носители этой фамилии, считается Хэлянь Бобо (381-425) — вождь сюнну, основатель государства Ся, выходец из племени хэлянь.)

Ло Фумэн

Персонаж Ло Фумэн 罗浮梦 в книге-первоисточнике отсутствует: там Сисан-гуй 喜丧鬼 («Призрак счастливых похорон») — мужчина, чья роль в сюжете иная и чьё настоящее имя остаётся неизвестным. Выражение «счастливые похороны» 喜丧 применяется к похоронам человека, прожившего долгую и удачную жизнь и умершему своей смертью.

Идиома «Лофу мэн» 罗浮梦 переводится как «сон на горе Лофу» и означает невозможность долго наслаждаться чем-то прекрасным. История этой идиомы такова: однажды, в эпоху Суй, некто по имени Чжао Шисюн (да-да, однофамилец Чжао Цзина) проезжал через горы Лофу, где встретил прекрасную девушку. Приятный аромат окутывал её, у неё был чистый, красивый голос. Чжао с девушкой выпили вина (занимались ли они чем-то ещё, история скромно умалчивает). Чжао захмелел и уснул, а когда проснулся, обнаружил, что в одиночестве лежит под сливой-мэйхуа. Ещё долго душа его была наполнена тоской о той девушке. Позже, в эпоху Тан, благодаря стихотворению Инь Яофаня 殷尧藩 (780–855) «Друг в горах любуется сливовым деревом» 友人山中梅花, выражение «сон на горе Лофу» стало идиомой, означающей недолговечное счастье.

Кроме того, благодаря этой истории словосочетания «Лофу» 罗浮, «красавица с горы Лофу» 罗浮美人, «сон на горе Лофу» 罗浮梦 превратились в метафору для цветов сливы-мэйхуа.

Мэйхуа начинает цвести ещё зимой, под снегом, поэтому является символом жизни, возрождения, стойкости и красоты.

Бао Чжао. «Опадают цветы сливы мэй»:

Мой двор окружили деревья высокой стеной,

Но тяжко вздыхаю я лишь перед сливой одной.

Ты спросишь меня, в чем причина печали моей:

Под снегом цветы ее кажутся яшмы нежней,

Плодам ее спелым роса не бывает страшна,

Колышутся ветви ее, когда наступает весна.

Но эти же ветви поникнут в морозные дни:

Цветы их прекрасны, но недолговечны они…

(Перевод: http://chinavsem.ucoz.ru/forum/16-110-10013-16-1515956214)

Символ Ло Фумэн в сериале — цветы мэйхуа, а её лейтмотив как персонажа — что жизнь подобна сну и хорошее не длится долго.

Лю Цяньцяо и Юй Цюфэн

Фамилия «Лю» 柳 означает «ива», имя «Цяньцяо» 千巧 можно перевести как «тысяча умений».

В таком виде в стихах это имя не встречается, но звучит очень похоже на распространённое в поэзии выражение 柳千条 «лю цянь тяо» — «тысяча ив» (条 в данном случае — счётное слово) [1].

Одно из первых стихотворений, где «тысяча ив» появляются в стихах — это «Дорога у моста Баньцяо» 板桥路 Бо Цзюйи (772-846), где речь идёт о расставании. Друг Бо Цзюйи, Лю Юйси, откликнулся на его строки своим стихотворением [1]:

清江一曲柳千条，二十年前就板桥。

曾与美人桥上别，恨无消息到今朝。

В Цинзяне растёт тысяча ив; двенадцать лет назад был построен мост Баньцяо.

Когда-то мы с красавицей/красавцем расстались на мосту; увы — до сих пор никаких вестей.

Стихотворение Бо Цзюйи я не буду переводить, т.к. символика ив там такая же, а само стихотворение сложнее, и я не нашла к нему комментариев или перевода на современный китайский.

В эпоху Тан ивы росли у, емнип, западных ворот тогдашней столицы — Чанъани. Когда человек уезжал из Чанъани — в ссылку, на войну или с опасным поручением в дальние земли, — друзья провожали его за городские ворота, и, прощаясь, срывали ивовые ветви, выражая так пожелание, чтобы тот остался: «ива» 柳 liǔ звучит созвучно с «оставаться» 留 liú. Поэтому в китайской поэзии и культуре ива утвердилась как символ разлуки.

Ван Вэй 王維 (699-759), «Провожаю Юаня второго, назначенного в Аньси» 送元二使安西:

渭城朝雨浥輕塵，客舍青青柳色新。

勸君更盡一杯酒，西出陽關無故人。

В Вэйчэне утренний дождь смочил лёгкую пыль; на постоялом дворе обновилась пышная зелень ив.
Убеждаю благородного господина осушить ещё чарку вина: к западу от заставы Янгуань не встретишь старых друзей.

На свою беду, «ива» Лю Цяньцяо повстречала Юй Цюфэна 于丘烽 — «осенний ветер»: его имя, 丘烽 qiūfēng, произносится также, как «осенний ветер» 秋风 qiūfēng.

Вместе «ива» и «осенний ветер» образуют отсылку к стихотворению Хэ Чжу (1052-1125) «На мотив "Сяочжун шань" 小重山» [1]:

花院深疑无路通。碧纱窗影下，玉芙蓉。

当时偏恨五更钟。分携处，斜月小帘栊。

楚梦冷沉踪。一双金缕枕，半床空。

画桥临水凤城东。楼前柳，憔悴几秋风。

Цветочный сад так запутан, что непонятно, куда идти. Тень [любимого человека] за затянутом бирюзовым шёлком окном — прекрасна, как нефритовый лотос.

В ту пору досада — колокол отбил пять часов. Разомкнув руки, мы расстались, и косые лучи заходящей луны падали на занавешенное шторой оконце.

Хорошие сны мимолётны, а прошлое — тяжко. Подушек, шитых золотом — пара, да половина кровати пуста.

[Тот, о ком я тоскую] на востоке столицы, за мостом Линшуй. [А здесь] перед теремом ива увядает из-за осеннего ветра.

(https://baike.baidu.com/item/%E5%B0%8F%E9%87%8D%E5%B1%B1%C2%B7%E8%8A%B1%E9%99%A2%E6%B7%B1%E7%96%91%E6%97%A0%E8%B7%AF%E9%80%9A/9783283)

 Вот и «ива» Лю Цяньцяо увяла из-за «осеннего ветра» Юй Цюфэна.

Неясно, знала ли Лю Цяньцяо, что Юй Цюфэн, глава школы Хуашань 华山派, был женат: супружеские измены запрещены к показу на китайском ТВ, поэтому сценаристы постарались не заострять внимание на предыстории этой пары. Удивительно, что даже в таком туманном виде им удалось протащить это в эфир мимо цензуры. Традиционно в уся школа Хуашань — одна из крупных школ цзянху, так что, по идее, Лю Цяньцяо не могла не знать семейный статус её главы, вступая с ним в отношения. К тому же она не упрекает Юй Цюфэна за то, что он её обманул, скрыв, что женат — только за то, что лишь она одна пострадала из-за их общего проступка.

Интересно прозвище, которое носила Лю Цяньцяо до того, как попасть в Долину Призраков: 绿妖  lǜ yāo.  

绿 — это зелёный цвет (намёк на зелёную листву ивы), но может означать и «наставлять кому-то рога» (возможно, это связано с тем, что в какую-то эпоху в Китае мужья проституток по закону обязаны были носить зелёные шапки). 

妖 — это нечисть-яо: в китайском фольклоре такая возникает, когда животное, растение или даже неодушевлённый предмет поглощает духовную энергию в течение длительного периода времени, а затем обретает самосознание и, в большинстве случаев, способность принимать человеческий облик. Яо могут быть вредоносными, а могут и не быть. Лисы-оборотни (хули-цзин), Белая Змея из одноимённой новеллы эпохи Тан и её подруга Зелёная Змея — наиболее известные примеры яо. На русский в переводах китайской классики 妖 обычно переводили как «бес», хотя с христианской демонологией китайские яо, конечно, ничего общего не имеют; сейчас в любительских переводах встречается вариант «оборотень». Я бы оставляла это слово без перевода, т.к. в русском нет эквивалентного понятия, и перевести «яо» без потери смысле невозможно. 

В переносном значении «яо» — «соблазнитель(ница)», «совратитель(ница)», зловещая и колдовская красота.

Так что прозвище Лю Цяньцяо можно было бы перевести как «Зелёная бесовка», «Зелёная чаровница». Мне нравится, как перевели на английский: «Green Siren».

Тут в самый раз вспомнить, что ива в китайской культуре это символ не только разлуки, но и весны и женской красоты, а значит — «весенних» утех. «Ивовые чувства и цветочные желания» означает сексуальное желание; «искать цветы и покупать ивы» означает посещать проституток, «цветы и ивы у дороги» — проститутки, а «спать среди цветов и отдыхать под ивами» — термин для посещения борделя. «Засохший цветок, увядшая ива» 残花败柳 — падшая, опозоренная женщина: это участь Лю Цяньцяо, изуродованной и опозоренной супругой Юй Цюфэна.

Всё вместе, как мне кажется, рисует образ Лю Цяньцяо как роковой соблазнительницы (куртизанки?), оставлявшей за собой след из разбитых мужских сердец — пока на её пути не повстречался Юй Цюфэн.

Любовь Лю Цяньцяо принесла ей немало горя, но оказалось, что Юй Цюфэн всё же не лгал о своих чувствах. Не успев или не осмелившись защитить Лю Цяньцяо в молодые годы, в зрелости он готов был отдать ради неё жизнь. Слова «Когда-то мы с красавицей расстались на мосту; увы — до сих пор никаких вестей» вполне могли бы быть произнесены им. 

Можно только поаплодировать тому, какими интересными и неоднозначными получились персонажи «Странников», взять хоть пару главных героев — убийц, у которых на момент начала сюжета руки по локоть в крови (предыстория Вэнь Кэсина раскрыта в сериале, а о тёмном прошлом Чжоу Цзышу можно подробнее узнать из другого романа Priest). Но особенно мне хочется отметить персонажей-женщин: они получились равно далёкими и от невинных страдалиц, и от злобных коварных стерв, и вообще от традиционных дорамных женских типажей. «Разрушительница семейного очага» Лю Цяньцяо; Ло Фумэн, попытавшаяся женить на себе разлюбившего её человека при помощи шантажа и жестоко поплатившаяся за это (даже если шантажом и вправду занимался её отец, но она-то знала, почему Чжао Цзин согласился на брак; да и от кого, как не от неё, отец мог узнать сведения для шантажа); послушная дочь Гао Сяолянь, обхаживающая нового жениха по приказу отца, в то время как её любимый лежит, отравленный неизвестным ядом, под той же крышей; острая на язык бабушка Таохун, которая не против всячески вредить своим противникам, но отказывается совершить откровенное злодеяние... Всё это выпуклые, многомерные персонажи, которых нельзя однозначно назвать хорошими или плохими. Женщины в сериале важны не как приложения к героям-мужчинам: для сюжета дружба между Ло Фумэн и Лю Цяньцяо не менее значима, чем любовь Лю Цяньцяо к Юй Цюфэну; по отношению к Гу Сян Ло Фумэн играет роль матери; Ду Пуса и Цяо Лохань существуют сами по себе. Такой набор интересных, самостоятельных и, главное, разнообразных женских персонажей особенно удивителен, поскольку «Странники» всё-таки бл-дорама.

«Ядовитые  Скорпионы»: Сецзелюбо, Ду Пуса, Цяо Лохань, Цзян Гуай, Цинь Сун.

Литературных аллюзий в этих именах нет, зато есть много культурных, так что парой слов не обойтись.

Глава «Ядовитых Скорпионов» фигурирует в сериале под несколькими именами. Его изначальное имя — Сецзелюбо 蝎揭留波. Это неханьское, некитайское имя, отражающее «варварское» происхождение его носителя, поэтому самостоятельного значения оно не имеет: иероглифы используются в качестве фонетиков для передачи звуков иностранного языка. На самом деле тут невозможно даже определить, где имя, а где фамилия, и есть ли она вообще: Сецзелюбо? Се Цзелюбо? Сецзелю Бо? Сецзе-любо? Я выбрала вариант «Сецзелюбо», поскольку обычно имена «варваров», известные только из китайских источников, пишутся слитно: Будугэн, Кэбинэн, Утугу.

Первый иероглиф имени, 蝎, означает «скорпион». 

Чжао Цзин зовёт Сецзелюбо «Се-эр» 蝎儿: в данном случае 儿 это показатель уменьшительно-ласкательной формы имени. Такая форма употребляется родителями при обращении к детям, более старшими людьми при обращении к младшим, либо близкими друзьями при обращении друг к другу.

Ещё Чжао Цзин ласково называет Сецзелюбо «сяо наньмань-цзы» 小南蛮子 — «маленький южный варвар». «Южные варвары» 南蛮 наньмань — это совокупное название народов юга Китая. В китайском фандоме распространён фанон, что Сецзелюбо (как и Уси) принадлежит к народности мяо (хмонги), проживающей на юге Китая, во Вьетнаме, Таиланде и ряде других стран Юго-Восточной Азии. 

У китайцев-хань существовало поверье, что каждый мяо владеет зловещим колдовством-гу 蛊, связанным с использованием ядовитых насекомых и гадов. Чтобы получить яд гу, нужно было посадить в один сосуд ядовитых змей, многоножек, скорпионов, жаб и пауков и оставить надолго. Те убивали и пожирали друг друга до тех пор, пока не оставался только один. Считалось, что этот выживший впитывал в себя яды побеждённых врагов и превращался в самое ядовитое существо на свете. Он-то и становился поставщиком яда гу — главного орудия чёрных магов и колдунов.

Согласно некоторым легендам, тварь-гу являлась для колдуна чем-то вроде фамилиара для европейских ведьм. С её помощью можно было насылать болезни на врагов или наводить порядок в доме, а если скармливать ей маленьких детей, то она испражнялась золотом и серебром. 

Женщины-мяо считались самыми сведущими в колдовстве-гу. Мужчин-путешественников предостерегали от романов с женщинами-мяо: те соблазнят, потом подмешают в еду гу и возьмут с них слово вернуться обратно. Горе тому, кто нарушит обещание: медленно действующий яд безжалостно прикончит ослушника. Путешественникам по южным землям даже рекомендовали пользоваться серебряными палочками для еды: якобы их кончики потускнеют, если яд гу добавлен в еду. Страх перед гу был так силён, что ещё в нач. 20в. мяо запрещалось посещать рынки. 

Использующий яды «южный варвар» (особенно если в его имя входит иероглиф «скорпион») неизбежно тянет за собой ассоциацию с ядом гу, с мяо и со всем связанным с ними фольклором. 

Сецзелюбо называют также «Се-ван» 蝎王, т.е. «Князь/Царь/Владыка Скорпионов», «Скорпионий Князь». Это прозвание (или название должности), очевидно, не могло появиться до того, как он возглавил «Ядовитых Скорпионов» 毒蝎. Отсюда можно также сделать вывод, что эта организация создавалась специально под него, раз уж названа в его честь.

Причёска Сецзелюбо из множества косичек — знак его принадлежности к «варварам». Это распространённый визуальный троп китайских дорам: косы = варвар. Родом он от исторического обычая степных кочевников заплетать косы, что отличало их от ханьцев, собиравших волосы в аккуратный пучок на макушке.
(В том, что касается причёсок, дорамы постоянно лгут: распущенных по плечам волос китайцы-хань не носили никогда.)

«Ду Пуса» 毒菩萨 и «Цяо Лохань» 俏罗汉 — это не имена, а прозвища: и «Ду» 毒, и «Цяо» 俏 — не фамилии, что легко проверяется по «Байцзясин» — списку, включающему все фамилии китайского языка. Настоящих имён этих женщин мы не знаем.

Прозвище «Ду Пуса» 毒菩萨 означает «Ядовитая Бодхисаттва». «Ду» 毒 — это тот же иероглиф, что и в названии организации убийц, к которой она принадлежит: «Ядовитые Скорпионы» 毒蝎. Вторая половина названия, иероглиф 蝎 — часть имени возглавляющего «Скорпионов» Сецзелюбо 蝎揭留波. Можно предположить, что Ду Пуса присутствовала в организации уже на момент основания, т. е. они с Сецзелюбо познакомились ещё раньше. Показательно, что принадлежность Ду Пусы к «Ядовитым Скорпионам» обозначена не просто деталью одежды, как у Цяо Лохань, а аж татуировкой в виде скорпиона на бедре. Впрочем, то, что Ду Пуса — наиболее близкий к Сецзелюбо член «Ядовитых Скорпионов», в сериале и так заметно. Она —  соблазнительница, специализирующаяся на ядах, поэтому у меня напрашивается фанон, что она тоже из народности мяо.

Прозвище «Цяо Лохань» 俏罗汉 означает «Изящный Архат». Гендерная идентичность Цяо Лохань вызывает у меня вопросы: то Ду Пуса подкалывает её насчёт её неженственности, то она маскируется под мужчину, наклеивая усы, а в артбуке сказано, что она любит одеваться как человек без пола... Конечно, это можно трактовать по-разному, но мне нравится считать Цяо Лохань гендерно-небинарной персоной или агендером. В любом случае, кокетливая, нарочито феминная Ядовитая Бодхисаттва в откровенных нарядах и серьёзная, нарочито неженственная Изящный Архат в скрывающей фигуру хламиде отлично оттеняют друг друга и составляют яркий дуэт.

Кто такие архаты и бодхисаттвы?

Архат, согласно более ранней ветви буддизма, тхераваде (распространённой в Юго-Восточной Азии), это человек, полностью избавившийся от омрачений и достигший наивысшей степени просветления — нирваны. В тхераваде считается, что стать архатом могут только буддийские монахи.

В махаяне же (более позднем ответвлении буддизма, распространённом в Северной и Восточной Азии, в т.ч. в Китае) любой буддист, не только монах, может достичь просветления. Архаты, согласно махаяне, зациклены на собственном просветлении и не могут достичь Всеведения — его самой последней стадии, поэтому им следует выйти из эгоистической «нирваны для себя» и вступить на путь бодхисаттв.

Концепция бодхисаттвы является одной из ключевых в махаяне: бодхисаттва — тот, кто сознательно отказывается от ухода в нирвану, чтобы остаться в сансаре и спасти из неё всех живых существ. При этом отказ бодхисаттвы от нирваны означает, что он достигает, но не останавливается на нирване тхеравады, которой достигают архаты: он стремится постичь более высокое «состояние будды», в котором дополнительно присутствует Всеведение. В китайском буддизме считается, что, продолжая пребывать в сансаре ради спасения всех живых существ, бодхисаттва «ведёт себя так, будто он в нирване, не испытывая страданий» (читавшим «Благословение небожителей» Мосян Тунсю эта фраза покажется знакомой). 

Получается, Ядовитая Бодхисаттва и Изящный Архат символизируют две основных ветви буддизма — тхераваду и махаяну, т.к. архат — ключевое понятие в 1й, а бодхисаттва — во 2й.

То, что убийцы носят в качестве прозвищ термины, обозначающие разные виды буддийских «святых», не должно смущать: 1) причудливые прозвища с аллюзиями на буддийскую и индуистскую мистику часто встречаются в уся; 2) из-за проблем с Тибетом буддизм на китайском ТВ обычно предстаёт в негативном ключе.

Оставшиеся двое из четырёх главных убийц в «Ядовитых Скорпионах» это Цзян Гуай 蒋怪 по прозвищу Золотоволосый 金毛 и Цинь Сун 秦松 по прозвищу Колдовская Песня 魅曲.

Прозвище Цзян Гуая очевидно связано с русым цветом его волос. 

Что касается его имени, «Гуай» 怪, то в данном случае это, скорее всего, просто имя (означает «странный», «удивительный»). Однако вообще гуай — это один из видов китайских сверхъестественных существ, наряду с яо 妖, мо 魔 и гуй 鬼. В китайском выражение яомо-гуйгуай 妖魔鬼怪 часто используется для обозначения всякой нечисти вообще. 

Про яо речь уже шла выше.

«Мо» — это всевозможные демоны, изначально пришедшие из буддизма, где выполняли ту же функцию, что и демоны-искусители в христианстве. В китайской мифологии то, что творит зло, приносит хаос, сбивает с пути, и есть мо. Иероглиф 魔 встречается в словах, которые обозначают зависимость, например, 酒魔 jiǔmó — пристрастие к вину, 色魔 sèmó — развратник. Также этот иероглиф связан с тёмной магией: 魔术 móshù — европейская магия; 魔匠 mójiàng — колдун, заклинатель демонов (в «Странниках» так называют Жун Чанцина); 魔教 mójiāo — «тёмное учение» из традиционной для уся антитезы «праведные школы» против «тёмных учений»: направлений боевых искусств, использующих запретные и опасные техники, жестокие ритуалы, человеческие жертвоприношения, промывку мозгов и пр.

心魔 xīnmó (букв. внутренний демон, внутренний злой дух) — негативные эмоции и ментальные барьеры, мешающие практиковать самосовершенствование или боевые искусства. Внутренние демоны способны атаковать практикующего изнутри, и в случае неудачной защиты тот может столкнуться с отклонением ци.

На китайском отклонение ци называется 走火入魔 zǒuhuǒ rùmó (букв. «вспыхивает пламя, входит демон»). Это патологическое состояние, когда энергия ци в теле человека направляется по неверному пути или начинает течь по своим каналам вспять. В результате система циркуляции ци становиться опасно нестабильной, появляются внутренние повреждения тела и симптомы психоза. Получить отклонение ци рискуют те, кто поддаётся внутренним демонам, неправильно практикует боевые искусства или без подготовки приобщается к запретным техникам. В «Странниках» отклонение ци испытывает Вэнь Кэсин после смерти Хань Ина.

«Гуй» — это нежить, мертвецы, неприкаянные души, заложные покойники, призраки и т.п. В «Странниках» этот термин встречается в названии Долины Призраков - Гуйгу 鬼谷, а также в именах Десяти Призраков: Призрак Счастливых Похорон - Сисан-гуй, Непостоянный Призрак - Учан-гуй, Призрак Красавицы - Янь-гуй, и др. 

«Гуай» можно перевести как «чудовище». Это всевозможные монстры, обычно нечеловекоподобные и обладающие огромной физической силой. Годзилла, например, попадает в эту категорию.

Эти термины также используются в сочетаниях: яогуай 妖怪 — так можно назвать практически любого зловредного сверхъестественного монстра; яомо 妖魔 — нечисть, зловредное существо, обычно связанное с тёмной магией; могуй 魔鬼 — Сатана, Дьявол христианской мифологии.

Цинь Сун 秦松, судя по стилю причёски и макияжа, принадлежит к той же народности, что и Сецзелюбо. Как и Сецзелюбо, он играет на лютне-пипе, только он использует пипу не для управления яожэнями 药人 (людьми, превращёнными в марионеток при помощи ядов, что очень похоже на концепцию зомби в её изначальном, вудуистском, а не голливудском понимании), а для гипноза и подчинения людей своей воле, чем и обусловлено его прозвище — "Колдовская (или Очаровывающая) Песня" 魅曲. Пипа — инструмент западный, чужеземный, хотя и прижившийся с эпохи Тан на китайской земле. 

Учитывая вышесказанное, «Ядовитые Скорпионы» предстают сборищем маргинальных и странных чужеземцев, особенно по контрасту с их противником — «Небесным Окном», Тяньчуан, на севере: «южные варвары» Сецзелюбо и Цинь Сун, играющие на чужестранных пипах; русоволосый Цзян Гуай — либо неханец, либо смешанного происхождения; Ду Пуса и Цяо Лохань, обе связанные с буддизмом, долгое время считавшимся в Китае подозрительной чужеземной религией...

Мо Яньвань

Мо Яньвань 莫燕婉 — девушка, из-за самоубийства которой Ло Фумэн проводила суд над бросившим ту Му Юньгэ 穆云歌, сыном главы поместья Дуаньцзянь 断剑山庄 («Сломанный Меч»).

Имя «Яньвань» 燕婉 переводится как «спокойный и ласковый» и взято из древнего поэтического сборника «Книга песен», из стихотворения под названием «Новая башня» [1]:

新台有泚，河水弥弥。

燕婉之求，蘧篨不鲜。

新台有洒，河水浼浼。

燕婉之求，蘧篨不殄。

鱼网之设，鸿则离之。

燕婉之求，得此戚施。

Светла эта новая башня, ярка,

Под ней полноводная плещет река…

Ты к милому мужу стремилась — и вот

Больного водянкой нашла старика.

Там новая башня чистейшей стеной

Над ровною высится гладью речной…

Ты к милому мужу стремилась, тебе

Старик стал супругом — опухший, больной!

Для рыбы речная поставлена сеть,

Да серого гуся поймала она…

Ты к милому мужу стремилась — и вот

В супруги больного взяла горбуна!

(Перевод А. Штукина)

Можно было бы решить, что «горбун» и «больной старик» — это нелестные характеристики Му Юньгэ: пусть внешне он молод и красив, но его душа подобна старому уроду, как портрет Дориана Грея.

Однако ещё у старинных китайских комментаторов бытовала версия, что эта песня высмеивает правителя царства Вэй, Сюань-гуна, который отобрал у сына невесту и насильно сделал своей женой (а сына приказал убить). Отсюда можно вывести печальное предположение, что на самом деле Мо Яньвань покончила с собой не из-за Му Юньгэ, а из-за того, что её изнасиловал его отец, Му Сыюань 穆思远. [1]

 

Интересно, не приходилась ли Мо Яньвань родственницей своему однофамильцу Мо Хуайяну 莫怀阳, главе школы Цинфэн, хотя сама и принадлежала к другой школе - школе Эмэй?

Цинфэн 清风 qīngfēng — букв. «свежий ветер»; обр. «высокая нравственность». 

Эмэй 峨眉 — школа на горе Эмэй в Сычуани, одна из часто встречающихся в уся школ боевых искусств, как и упоминавшаяся выше школа на горе Хуашань 华山, которую возглавляет Юй Цюфэн.

Хань Ин

Хань Ин 韩英 — преданный ученик и соратник Чжоу Цзышу. Чжоу Цзышу рисует цветы сливы-мэйхуа — и имя Хань Ина тоже связано с мэйхуа: 韩英 hán yīng является омофоном для 寒英 hán yīng, букв. «зимний цветок» — метафорического названия мэйхуа [1].

Это выражение восходит к стихотворению Лю Чжунъюаня 柳宗元 «Ранняя слива-мэй» 早梅 [1]:

早梅发高树，迥映楚天碧。

朔吹飘夜香，繁霜滋晓白。

欲为万里赠，杳杳山水隔。

寒英坐销落，何用慰远客。

Цветы ранней сливы-мэй на высоких ветках, они издалека отражают небесную лазурь.

Ночью северный ветер разносит их аромат, к рассвету иней добавляет им белизны.

Хочу сорвать ветку и отослать за десять тысяч ли, но между нами пролегли горы и реки.

Раз уж «зимние цветы» уже вот-вот увянут и опадут, чем же мне порадовать странника [пришедшего] издалека?

(https://so.gushiwen.cn/mingju/juv_d416028734e7.aspx)

Слова об увядающей мэйхуа предрекают гибель Хань Ина. В этих строках есть и намёк на Вэнь Кэсина 客行, «далёкого странника»: 远客 — 客行. Когда Хань Ин умрёт, для Вэнь Кэсина это станет большим ударом.

Дедушка Зелёная Ива и бабушка Персиковый Цвет

Пожалуй, это одни из самых запоминающихся персонажей первой части сериала — во многом благодаря ярким и необычным нарядам, а также игре исполнивших эти роли актёров. 

Красивые мальчики красивыми мальчиками, но если бы не опытные актёры в возрасте, сыгравшие второстепенных и эпизодических персонажей в первой половине сериала, не думаю, что «Странники» получили бы такую известность: всё же именно во многом благодаря их ярким образам и отличной игре сериалу удалось с первых же серий воссоздать «каноничную» атмосферу традиционной уся и сделать фон, на котором приключаются главные герои, более живым.

Люйлю-вэн 绿柳翁 и Таохун-по 桃红婆 — дедушка Зелёная Ива и бабушка Персиковый Цвет (桃红 означает как цветок персика, так и розовый цвет). Обычно я не сторонник перевода имён (сносок достаточно), но вот эти два я бы перевела.

Эти имена происходят от идиомы 桃红柳绿 táo hóng liǔ lǜ («красные цветы персика и зелёные ивы»), означающей нарядный весенний пейзаж, а сама идиома, в свою очередь, восходит к стихотворению Ван Вэя (699-759) из цикла «Радости полей и садов» 田园:

桃红复含宿雨，柳绿更带朝烟。

花落家僮未扫，莺啼山客犹眠。

И снова дождем предрассветным омыт персика цвет.

В дымке весенней - плакучих ив зеленый убор.

Цветы опадают, мальчик-слуга еще не подмел.

Иволги пенье... А горный мой гость спит до сих пор.

(Перевод В.В. Мазепуса)

Персик в цвету

Ночным окроплен дождем.

Вешний туман

Ивы обвил опять.

Летят лепестки –

Слуга подметет потом.

Иволга плачет,

А гость мой изволит спать.

(Перевод А.А. Штейнберга)

После ночного дождя

Каждый цветок тяжел, 

Ивы и тополя

Ярче зазеленели. 

Опавшие лепестки

Слуга еще не подмел, 

И гость мой, горный монах,

Все еще спит в постели.

(Перевод А.И. Гитовича)

Соцветия персика хранят капли ночного дождя; ивы зеленеют, окутанные утренней дымкой.
Опавшие лепестки мальчик-слуга ещё не подмёл; иволга плачет, а отшельник ещё спит.
(https://www.xiaogushi.cn/shici/mingju/412345.html)

山客 — букв. "горный гость": отшельник; человек, живущий в горах (в Китае отшельники обычно селились в горах); а также одно из иносказательных названий азалии, т.к. та является горным растением.

Из всех поэтов, к стихам которых мне пришлось обращаться для написания этой статьи, Ван Вэй оказался самым популярным у русских переводчиков — навскидку нашлось сразу аж три перевода. Но интернета и Байдупедии тогда не было, поэтому «отшельник» 山客 у всех переводчиков оказался буквально переведённым «горным гостем», а ведь он, скорее всего, и есть хозяин персикового сада, живущий в уединённой хижине в горах вместе с мальчиком-слугой.

Десятка Призраков

В «Странниках» Долина Призраков создана по подобию и олицетворяет загробное царство - Диюй. Призраки символически умирают, вступая туда и выпивая дающий забвение «отвар Мэн-по»: по преданию, Мэн-по, т.е. бабушка Мэн, поит своим отваром души мёртвых на том свете, чтобы они забыли прежнюю жизнь перед новым воплощением на земле. Десять Призраков (十大恶鬼, букв. Десять Великих Злых Демонов) Долины - это десять буддийских царей ада, по числу адов-чистилищ в Диюе.

Эксцентричный вид и поведение Призраков объясняется тем, что мёртвым надо маркировать своё отличие от живых, они не обязаны соблюдать правила и ограничения, связывавшие их при жизни. Появление Призраков сопровождается летящими по ветру бумажными деньгами — такие сжигают при поминании покойников.

Мотив загробного суда раскрывается в судах Ло Фумэн над неверными мужчинами. В свою очередь, каждый из Великих Призраков так или иначе олицетворяет один из адов и связанные с ним прегрешения.

Учан-гуй 无常鬼:  Непостоянный (или Изменчивый) Призрак. "Учан" — это буддийская анитья: бренность, непостоянство. Это одна из основополагающих концепций буддизма, наряду с дукхой (болезненность, неприятность) и анатманом (отсутствие "я") составляющая Три признака существования.

В фольклоре и народной религии Учан-гуй может выступать как божество удачи, которое награждает человека за добрые дела, или как злобное божество, которое наказывает за совершённое зло. Видимо, поэтому в "Странниках" Учан-гуй и напоминает одеждой чиновника (впрочем, китайское представление о посмертии перенесло в потусторонний мир, на судей иного мира и их подручных, всю ту же бюрократию, которая окружала жителей Поднебесной ирл).

Хэй-учан 黑无常 и Бай-учан 白无常 (Чёрное Непостоянство и Белое Непостоянство) — божества народной религии Китая, сопровождающие души мёртвых на тот свет, подчинённые Яньло-вана (буддийского Ямы) — судьи загробного мира. 

В традиционной иконографии образов Хэй-учан и Бай-учан одеты в чёрное и белое, в соответствии со своими именами, при этом чёрный — с косой, белый — с похоронным флагом или бунчуком (которые носят в похоронных процессиях). Эти два персонажа часто встречаются в литературе, сериалах, играх, например, в мобильной игре "Онмёдзи".

Иногда вместо 2х сущностей их объединяют в одну —  того самого Учан-гуя.

Дяосы-гуй 吊死鬼: Призрак Повесившегося/Повешенного/Висельника. Он ассоциируется с  Третьим адом под названием Хэйшэн, "Чёрная верёвка": там чёрной пеньковой верёвкой грешникам связывают руки и ноги, стягивают горло, потом отбивают колени, выкалывают глаза, сжимают клещами печень и сердце, живьём снимают кожу.

В китайском фольклоре дяосы-гуи возникают, когда человек вешается, или когда его казнят через повешение. Чем медленнее и болезненнее смерть - если она происходит от медленного удушья, а не от быстрого перелома шеи - тем больше вероятность возникновения дяосы-гуя. Их часто изображают с длинными красными языками, свисающими изо рта, с петлёй на шее, а их ноги болтаются в воздухе. В преданиях они обитают вблизи мест, где их настигла смерть, гипнотизируют жертву и пытаются заставить повеситься. В некоторых версиях жертва дяосы-гуя занимает его место в качестве призрака, а сам он освобождается и может заново переродиться.

Сисан-гуй 喜丧贵: Призрак Счастливых Похорон. Это похороны человека, который жил долго (больше 80 лет) и счастливо: https://baike.baidu.com/item/%E5%96%9C%E4%B8%A7/10219068 Вероятно, связана с Четвёртым адом Диюя, где наказываются в т.ч. шантажисты. 

Янь-гуй 艳鬼: Призрак Красавицы. Она последний и самый младший из Призраков и связана с Десятым адом, в котором души пьют дающий забвение "отвар бабушки Мэн" перед тем, как отправиться на новое перерождение. Янь-гуй единственная из Десяти, кто сохранил память о прошлом: по просьбе дев, желающих отомстить своим соблазнителям, в Десятом аду перед новой реинкарнацией им могут сохранить память, не дав испить "зелье забвения", но тогда они вернутся в мир живых бестелесными мстительными духами.

Чаншэ-гуй 长舌鬼: Длинноязыкий Призрак, или Призрак Сплетника. Он наводит на мысль о Седьмом аде, в котором, в зале Ба-шэ ("вырывание языков") наказываются клеветники.

Шиши-гуй 食尸鬼: целиком выражение переводится как "упырь, гуль", а если буквально, то "Призрак-трупоед". Связан с Первым адом, где есть Двор голода и Двор жажды.

Кайсинь-гуй 开心鬼: Радующийся (или Весёлый) Призрак.

Цзисэ-гуй 急色鬼: целиком выражение переводится как "похотливый человек, развратник". Вероятно, связан со Вторым адом, где наказываются в т.ч. обманщики, извращенцы и прелюбодеи.

Дополнение: стихи про люлицзя

Люлицзя 琉璃甲 (от люли 琉璃 - "многоцветное стекло" и цзя 甲 - в данном случае можно перевести как "накладка"): механизм для открывания Арсенала Поднебесной 天下武库.

Возможно, не всем зрителям «Далёких странников» было понятно, почему какой-то стишок, который распевали на улицах, вызвал в цзянху такой переполох. На самом деле это такой китайский троп родом ещё из исторических хроник: к песенкам, распеваемым детьми на улицах, относились как к своего рода пророчествам, которые могут предсказать, например, падение династии или посоветовать курс действий — это было нечто среднее между соцопросом населения, «устами младенца глаголет истина» и знамением, ниспосланным Небесами, поэтому иногда историки даже считали нужным зафиксировать их для потомков.

Внимательное отношение к уличным песенкам перекочевало в народные сказания, позже в китайскую классическую литературу, например, в «Троецарствие» (там уличные песенки фигурируют в сюжете не меньше трёх раз), а дальше стало распространённым тропом. Если говорить о сериалах, то навскидку мне вспоминается «Самый длинный день в Чанъани»: слыша, как дети на улицах распевают посвящённые наследному принцу стихи, перснаж начинает подозревать его в заговоре.

Разумеется, этот традиционный троп встречается и в уся.

Стишок из «Странников»:

五湖水，天下汇，武林至尊舍其谁。
彩云散，琉璃碎，青崖山鬼谁与悲。

Воды Пяти озёр объединяют Поднебесную, так кто же в улине достоин величайшего почтения?

Радужные облака рассеялись, многоцветное стекло разбилось; кто скорбит вместе с Призраком с горы Цинъя?

Улинь 武林 (букв. «воинский лес») — мир боевых искусств, лежащий вне официальной государственной системы: почти то же, что и цзянху 江湖 (букв. «реки и озёра»). 

Цзянху - одно из ключевых понятий в китайской фэнтези-уся: мир боевых искусств, лежащий вне официальной государственной системы. "Цзянху" 江湖 переводится как "реки и озёра" - именно там скрывались изгнанники, разбойники и бунтовщики, старинные романы о которых легли в основу жанра уся.

Сходным значением обладает термин "улинь" 武林 (букв. "воинский лес"). Разница между цзянху и улинем в том, что улинь - это только школы боевых искусств, в то время как цзянху обладает более широким смыслом: это не только школы боевых искусств, но и разбойники, бродяги, проститутки, отшельники, колдуны, зловещие секты и вообще все, кто так или иначе не вписывается в официальную государственную иерархию и существует вне закона.

Радужные облака 彩云 — это редкое атмосферное оптическое явление, иногда также называемое иризацией или  иридизацией, когда очень тонкие облака, находящиеся вблизи солнца, окрашиваются в спектральные цвета:

https://nat-geo.ru/photo/1317494/

Многоцветное стекло люли 琉璃 было известно в Китае, по-видимому, с эпохи Тан (618-907). В старину термин «люли» обозначал стекло вообще, но потом стал относиться именно к такому вот многоцветному, радужному стеклу:

Призрак с горы Цинъя, согласно объяснению, данному в сериале и в книге-первоисточнике — Жун Сюань. 

Многоцветное стекло-люли — это, понятное дело, уебублик люлицзя 琉璃甲: механизм для открывания Арсенала Поднебесной. А рассеявшиеся облака - по-видимому, ключ к нему: намёк на шпильку Вэнь Кэсина с резьбой в виде облаков.

Последняя строка стихотворения "радужные облака рассеялись, многоцветное стекло разбилось" (彩云散，琉璃碎，青崖山鬼谁与悲) является частичным парафразом последней строки стихотворения Бо Цзюйи (772-846) «Элегия о Цзянь-цзянь» 简简吟, посвящённого красивой и образованной, но рано угасшей девушке. Целиком его нет смысла переводить, а последняя строка вот:

大都好物不坚牢，彩云易散琉璃脆。

Большинство хороших вещей непрочно: радужные облака легко рассеиваются, а многоцветное стекло хрупко.

Отсюда происходит идиома «радужные облака легко рассеиваются» 彩云易散, означающая быстрый распад счастливого брака, да и вообще любое призрачное счастье, которому изначально не суждено было долго продержаться.

Неудивительно, что после появления этого стишка Союз Пяти озёр встревожился и загудел, как рассерженный улей: помимо тонких намёков на всякие толстые обстоятельства, стишок содержит недвусмысленную угрозу, что их процветанию скоро придёт конец. Ну а для всего цзянху стишок стал намёком на связь Союза Пяти озёр с Жун Сюанем и доказательством того, что Союз Пяти озёр хочет подмять под себя всю Поднебесную и скрывает у себя люлицзя.

Источник:

1 - цикл постов 山河令的人名 за авторством 竹客: https://www.douban.com/people/ChemD419